Казачьи сказки - [24]

— Спрячь это, — грубовато буркнула Оура, вырывая меня из мира грёз, — и пошли со мной. Хочу тебе кое-что показать.

— Но тут целых два дракона! — возразил я, заворачивая драгоценности в запасную рубашку. — Нам бы лучше скорее убраться отсюда подобру-поздорову.

— Я с ней поговорила, ничего она нам не сделает, — ответила Оура и, не дожидаясь меня, направилась куда-то, мелькая между деревьями.

— С кем это «с ней»? С этим серым драконом? Я видел его! — допытывался я, нагоняя несносного эльфа. — Так это была она?

— Разумеется, она. Ну и тупой же ты!

— Я не тупой!

— Тупой, тупой. Да к тому же ещё и невоспитанный. Получил своё золото, а меня даже не поблагодарил.

Она была права. В конце концов, именно она меня сюда и приволокла. Я выразил ей свою благодарность в самых изысканных словах, но у меня это получилось не слишком ловко, так как Оура даже не соизволила замедлить шаг. Она неслась вперёд так, будто за ней бешеный пёс гнался, мне тоже пришлось лететь с высунутым языком. Остановились мы только у знакомого ущелья.

Оура молча показала пальцем вниз. На дне ущелья лежало огромное неподвижное тело собирателя. Я уже повидал в жизни столько трупов, что умел их распознавать с первого взгляда. Дракон не притворялся и не спал — он был попросту мертв. Мертв как камень.

Я подумал, что мог бы отрубить ему голову и таким образом попридержать денежки и не выплачивать долг господину Каракуле.

— Если ты только посмеешь это сделать, я сломаю тебе шею! — рявкнула Оура таким тоном, что у меня мурашки по спине побежали.

Как это она догадалась, что мне пришло в голову?

— Да я вовсе и не собирался… — буркнул я. — На что мне эта падаль? Только вонять будет в дороге.

— У него было имя. Его звали… — строго сказала Оура и издала такой звук, будто мычащий бык поперхнулся в середине своего печального «мууууууу». — По-вашему это значит Теплый-Мягкий-Песок. Видно, в молодости он был поприятнее, — добавила она.

Надо признаться, у меня даже челюсть отвалилась от изумления. Мне бы никогда и в голову не пришло, что у дракона может быть имя, как у человека. И мне сразу сделалось как-то грустно.

— Если б у него была семья, они пришли бы сюда, чтоб с ним попрощаться, — печально продолжала Оура. — Рассказали бы друг другу про всю его жизнь, чтоб лучше его запомнить. А потом съели бы его…

Ну ничего себе — съели! Да она просто невыносима, эта Оура!

— Ужасно… — пробормотал я.

— Ужасно, — согласилась она, а голос у неё как-то странно задрожал. — Мы его ограбили, вот у него сердце от отчаяния и разбилось. Это мы его убили!

Я почувствовал себя страшно неловко. Дракон с именем и семьей… точнее без семьи… вроде сироты…

— Да что там… От этого не умирают, — буркнул я. — Он наверняка умер от старости.

— Ты пра… вда так ду… маешь?…

Уже стемнело так, что вокруг всё казалось серо-бурым. Я не мог хорошенько разглядеть даже лица Оуры (только глаза её, как обычно, светились в полумраке точно две золотые монетки), но мне показалось, что она плачет. Я не знал, как утешают грустных эльфов, но, верно, так же, как обычных девчонок. Поэтому я неловко обнял её и погладил по волосам.

— Не плачь. Он попросту был очень старый. Похоже, он и жил уже только по привычке. Должен был он когда-нибудь умереть, вот и выпало ему как раз теперь. А завтра мы можем его похоронить, если для тебя это так важно. Прикрою его камнями, или ещё как… — Работка выпала бы каторжная, но я был готов на это. В конце концов, хоть чем-то я этому дракону был обязан за его сокровища.

Оура вздохнула, шмыгнула носом.

— Не надо. Пусть так останется. Довольно, если мы просто будем его помнить.

— Да я до конца жизни не забуду этого дракона, — заверил я.

И это была чистая правда.

ПЕРСТЕНЬ ДЛЯ ЧУДОВИЩА

Корчма называлась «Под весёлым зайцем», но все говорили «Под писклявым зайцем», потому как жестяная вывеска над дверьми начинала раскачиваться от малейшего ветерка и скрипела при этом так немилосердно, что выбор напрашивался сам собой: или одуреть, или привыкнуть. Может, именно по этой причине и пилось в этой корчме гораздо больше, чем где бы то ни было — для полной потери чувствительности. Впрочем, я-то как раз пил весьма умеренно, наученный горьким опытом с господином Каракулей из Равелн. В полном согласии со свежо приобретенным разумом я не хотел показывать, что у меня завелись денежки. Немало бы тут нашлось достойных особ, которые исключительно по доброте сердечной поспешили бы облегчить мои карманы, чтоб я не перетрудился, нося тяжести.

Второй моей заботой после скрипящей вывески был кот. Эту редкостную зверушку завёл себе когда-то хозяин «Зайца». Кажется, некий чужеземец оплатил часть своего счёта чёрно-белым котёнком. И этот паршивец теперь то лазил по столам и мочил усы в кружках, а то, притаившись на балке под потолком, шлёпал лапой по головам всех проходящих под ним. Мне бы это нисколько не мешало, только вот по непонятной причине котик особенно полюбил меня. Он засыпал на моём башмаке, и я не мог с места сдвинуться, потому что зверёк тут же начинал царапаться и издавать исполненное обиды «мяяяяууу»… а корчмарь думал, что я обижаю его любимчика.