Кайвалья - [6]

Наконец, она открыла книгу – по коричневым матовым страницам ползли ровные белые буквы, слова, предложения, написанные ровным каллиграфическим почерком. Что-то протяжно заныло в сердце, когда глаза, наконец, выхватили одну фразу – «из жизни в жизнь». Она быстро захлопнула книгу и огляделась вокруг. Казалось, что рядом кто-то есть и этот кто-то сейчас выхватит у нее из рук бесценную реликвию. Она обернулась – в дверном проеме стоял Ясон.

– Красивая книга. Интересно, что она тут делает? – Иша не знала, что ответить. Когда она смотрела на него, в сердце что-то сладко и больно кололо.

– Я хочу забрать ее домой, – ответила Иша после некоторой паузы. Она встала и посмотрела на него. Ясон стоял, прислонившись к стене, и чиркал колесико зажигалки.

– Я хотел спросить, мы где-то встречались раньше? – в его глазах вспыхивали и гасли всполохи крошечного огня.

«Да», – чуть не вырвалось у Иши, но она только устало помотала головой. Она не знала этого парня и одновременно знала его.

Они почти дошли до первого зала, который находился совсем недалеко от входа, но остановились. Прохода не было – коридор упирался в ровную глухую стену.

Глава 2. Авария

1. Мама уехала

Солнце вкрадчиво пробралось в дом, легло ровными стрелами на пол, укрытый зеленым короткошерстным паласом, и прыгнуло в стакан с водой. Мама поставила его вчера на тумбочку у кровати, но он так к нему и не притронулся.

Сильная жажда мучала его только после необыкновенно ярких и реалистичных кошмаров, но эта ночь прошла спокойно.

На языке еще ощущался пряный вкус маминых пирожков. «Сегодня делаем самосы», – говорила она с улыбкой и всегда рассказывала про Индию, когда замешивала тесто: сначала в белую муку наливала крошечное солнце растопленного масла, размазывала, соединяя масло с мукой в одно целое, а затем тщательно растирала эту массу пальцами.

Потом готовила начинку: томила соцветия цветной капусты с картофелем и острым перцем в глиняном горшочке с крышкой, раскрашенном узорами «пейсли» («я сама рисовала их»). Ловко делала из теста «конвертик» и наполняла его ароматной начинкой длинными ловкими пальцами, на которые Ясон так любил смотреть. Тогда взгляд ее становился мечтательным, его заволакивало дымкой воспоминаний о чем-то далеком, славном и загадочном.

Она рассказывала ему сказки про смелых царевичей-королевичей, которые отважно сражались со страшными людоедами-ракшасами, отрубая им головы и побеждая целые полчища демонов; про мудрых йогов, которые обладали невиданной силой и были способны создавать и уничтожать целые планеты. Рассказывала, как посещала древние храмы с резными стенами из красного песчаника, насквозь пропитанными ароматом благовоний и наполненными криками шаливших обезьян; каталась на больших, раскрашенных меловыми красками слонах; купалась в бескрайнем Индийском океане, который так и грозил своими тяжелыми волнами уволочь ее в свои глубины, а Ясон всегда с удовольствием слушал эти истории, жуя горячие пирожки, кусающие за язык.

Так было и вчера. Но хотя они смеялись над шуточками, которые были понятны только им обоим, Ясон чувствовал, что с его мамой что-то не то. Ее глаза были затуманены какой-то необъяснимой для него тоской. Когда он снова взглянул пристально в ее глаза, на него вдруг опустилось темное и странное ощущение, которому не было никаких объяснений. Это уже случалось с ним – сначала голову сильно сдавливало что-то напоминающее обруч или, может быть, грубые руки великана – он не знал, как лучше назвать эту медленно надвигающуюся, пульсирующую и давящую изнутри боль.

А потом его выбрасывало из ясно осязаемого дня в черное тесное пространство. Будто засунули в глухой непроницаемый пакет, в котором он, мучимый головной болью, сразу начинал задыхаться.

На ощупь он старался выбраться из него, кричал и плакал, но вскоре приходило ощущение меланхоличного покоя. И вот он уже равнодушно смотрел на паникующего и плачущего мальчика со стороны.

В этот раз он какое-то время разглядывал своего плачущего двойника, а потом отвернулся. Боль внезапно отступила, голова стала легкой и, казалось, полностью пустой изнутри. То, что он теперь видел, можно было назвать комнатой. Темной и неуютной: три стены сотканы из зыбких, черно-белых точек, которые рассыпались в стороны, если он пристально смотрел на них, но зовущая дверь впереди выглядела вполне реально.

Она была выкрашена голубой краской, которая кое-где начала слезать маленькими клочками. Ясон всегда поддевал одну из красочных завитушек, отставших от поверхности двери, и чувствовал, как крошечный кусочек заходит в нежную мякоть под ногтем. Каждый раз он подходил к двери и, открывая ее, видел разлитый повсюду солнечный свет, задумчиво пляшущий по пустой асфальтовой дороге. Вдалеке торчали одинокие высохшие деревца и росла прибитая пылью трава – этот пейзаж сейчас вселял в него большее беспокойство, чем страшная сказка, рассказанная посреди темного леса. Он пытался повернуть голову, это получилось, но не сразу. Казалось, что он двигается сквозь вату или сам туго набит ватой до отказа. Все движения совершались с трудом, он прилагал силу, но что-то замедляло привычный ход времени.