Кайрос - [9]

Событие – сгусток времени и пространства. У этого сгустка свой ритм и своя частота. Уловить ритм – значит, настроиться на событие. Войти в него – значит, пожелать, чтобы все в нем развивалось по твоим правилам и по твоему желанию.

Мы входим в событие, и оно становится живым.

Мы выходим из события, и оно умирает, остается в прошлом.

Иногда мы в нем остаемся, и оно прорастает в нас. На долгие-долгие годы.

Есть события линейные и с многочисленными комбинациями. Благоприятные и нежелательные. Долгожданные и ненавистные. Свои и чужие. В чужие попадаешь намного чаще. Свои, когда такое случается, называешь удачей. Но кто сказал, что удача не может быть постоянной величиной?

Это произошло в спортклубе, где Алиса занималась каждую неделю. Тренировки давались тяжело – по своей природе Алиса была ленивой. Она встала на беговую дорожку. Тренажер привычно показал цифры: З. 2. 1. Старт. Полотно под ногами загудело, натужно шевельнулось, пошло, наращивая скорость.

Хочу, чтобы тренировка уже закончилась.

Первый шаг. Время вдруг стало густым и плотным, обволокло тело, будто мягкий теплый кокон. Потянуло за собой. Она физически ощутила это – новое – движение. Дыхание выровнялось, пульс участился. Ноги в кроссовках равномерно отбивали ритм. Впервые за долгое время тело, ум и чувства находились в полной гармонии.

Она не заметила, как без усталости и раздражения отшагала час вместо стандартных двадцати минут. Тренажер замер, и она сошла с него, ошеломленная новым знанием.

«Я просто хотела, чтобы тренировка быстрее закончилась».

Беговая дорожка стала психологическим «якорем». В дальнейшем Алиса усовершенствовала прием. Теперь достаточно представить свой первый шаг и гудение тренажера, и она без усилий проскальзывала в нужные ей события. В них всегда было так, как она задумывала: проблемы решались сразу же, нужные люди встречались на пути, словно заранее поджидали, она легко и свободно получала все, что хотела, на зависть окружающим…

Чем чаще Алиса входила в состояние Кайроса, тем моложе выглядела. Но иногда – в такие моменты, как сейчас, – не покидало ощущение, что это знание – плод чьей-то больной фантазии, и за все бонусы, полученные сегодня, придется платить завтра. Вот только какой будет цена?

Алиса вздохнула и вошла в ароматную воду. Глотнула шампанского.

Новый Кайрос.

Новое событие.

Все получится.

Жаль только, что она так нехорошо подставила Даника.

Бедный мальчик… Впрочем, он сам этого хотел. Всего лишь одна подпись на мятом листочке, но так хотел Даник и… Кайрос.

* * *

Я стала ведьмой от горя и бедствий поразивших меня.

Павел Сергеевич Казус терпеть не мог роман Булгакова «Мастер и Маргарита». Стоило только услышать об этой книге или об этом авторе, у него начиналась мигрень. Врачи уверяют, что мигрень – болезнь женская. Но Казус был уверен: из любого правила бывают исключения. Вот и его мигрень – такое исключение.

Боль возникала всегда одинаково и примерно в одно и то же время. Ближе к вечеру ныл затылок, затем в виски начинали стучать маленькие молоточки-тамтамы, и на голову падал острый, раздирающий венец. С каждой минутой он все сильнее примыкал к коже, пока не становился с ней одним целым.

В глазах темнело, и Павел Сергеевич практически терял сознание от мучительных спазмов и надвигающихся мороков.

Мороков было два.

Первая – некрасивая беременная женщина. Поддерживая тяжелый живот, неуклюже входила в комнату, присаживалась на краешек кровати и тихо-тихо на высокой пронзительной частоте начинала жаловаться. Павел Сергеевич с трудом разбирал слова, но та тоскливая интонация, с которой они произносились, причиняла ему невыносимые страдания. Он почти не дышал рядом с ней, чувствуя, как заходится сердце в очередной мучительной судороге. Как ни пытался, не мог вспомнить, ни кем она была, ни ее имя, ни возраст… Но на следующий день упорно искал некрасивые, но столь трогательные черты в бесконечной веренице женских лиц, словно только эта ночная незнакомка могла сделать его жизнь по-настоящему полноценной и счастливой.

Вторая появлялась реже. Черная старуха, похожая на жердь. Действовала более бесцеремонно – подходила, ощупывала голову костлявыми желтыми руками, словно проверяла: все ли печати на местах. Там, где прикасалась, тамтамчики взрывались с новой силой и, теряя сознание, он видел, как улыбается старая ведьма. После нее в комнате пахло полынью.

Утром он просыпался совершенно здоровым. И так до следующего полнолуния. Сколько себя помнил. Все последние сорок лет. Что было до этого – детство юность, отрочество, первые годы в институте – Павел Казус не знал. Врачи говорили: последствия психологической травмы. Жена была уверена, что на муже давняя порча, периодически предпринимала попытки ее снять. Он покорно пил приготовленные травки, читал заговоры, ездил к бабкам-знахаркам, но память по-прежнему была крепко запечатана. Да он и сам толком не знал, так ли уж хочет проникнуть в свое прошлое.

Понедельники Казус переживал тяжело. Вставал поздно, пережидая, когда уйдут жена и дочь. Плелся в ванную, включал воду и, пока под струей взбивалась ароматная пена, готовил себе кофе. Ложился в теплую воду, отмокая, пил маленькими глоточками любимую арабику. На специальной подставке, купленной по случаю в Швеции, стояла книга, из плеера звучал джаз. В такие минуты Павел Сергеевич чувствовал себя бесконечно счастливым и восхитительно одиноким.