Кайф в конце командировки - [6]

- С ковром?

- Ну, не с ковром, с половиком. Секретарша сказала, что ты уже отбыл. Они тебе на работу написали, не удивляйся...

И главный конструктор встал, давая понять, что время аудиенции исчерпано.

Половик в гостинице, из-за которого подняли шум, напомнил о нелепости всего остального. Командировка заканчивалась. Зачем они вызвали Полудина? Завод хотел застраховаться согласованиями и подписями, чтобы в случае просчета всю вину свалить в главке на проектировщиков. Проектировал не Полудин, а инженер Башьян, которая ушла в декрет. "Если она конструктор, так я тоже могу рожать",- сказал про нее Гурштейн из соседней группы. Расхлебывал Полудин, который видел их всех в гробу. Хорошо хоть вечер вчерашний удался на славу. В общем, если еще можно так культурно гульнуть, жизнь не так плоха, как клевещут наши враги.

Поставив ему в командировочное удостоверение отметку "Выбыл" и печать, секретарша сказала, что из Москвы звонил лично замдиректора Хануров и она ответила, что у Полудина все в порядке. Надо было подарить ей конфетку, но карман не звенел.

Откушав дешевого пойла в заводской столовке для ИТР, он, чтобы убить время, оставшееся до поезда, отправился безцельно бродить по городу.

Тусклое солнце просушило мостовые, а ноги были мокрые. Ночью отопление отключили из-за режима экономии, и ботинки не высохли. Он глядел на местных женщин, и сегодня они ему нравились меньше, чем вчера. Вчера ему казалось, что все они готовы принадлежать ему одному, а сегодня выглядели загнанными, блеклыми и чужими.

Полудин обнаружил, что стоит перед "Каса маре". Так молдаване называют комнату, в которой принимают гостей. Дегустационный зал молдавских вин открылся в Пензе недавно (смелая акция обкома по пропаганде дружбы народов с учетом алкоголической их любознательности). Заводские завсегдатаи третьего дня приводили Полудина в подвал на опохмелку. Сделали они это за свой счет в надежде на ответное гостеприимство в Москве.

Смуглые девочки в национальных костюмах подавали на подносах каждому по нескольку рюмок сразу. В них светились марочные вина. Из репродукторов доносилась лекция о советских винах, которые лучшие в мире. Потом давали попробовать. Букет, аромат, вкус... Но это были уже вина для внутреннего потребления за рубли и с лучшими в мире они имели лишь территориальную близость. Впрочем, командированный не огорчился: сам он отличал лишь белые от красных и сухие от крепленых, а предпочитал всем прочим сортам тот, которого на ту же сумму наливают больше.

Очереди в подвальчик в это время еще не было, так как вином торговать до двух запрещено, и трудящиеся дегустировали только сильно разбавленные водой соки. Но если бы и продавали - денег на вино у Полудина все равно не имелось, так что запрет в данный момент его лично не огорчил. Постояв перед "Каса маре", он побрел по улице дальше. Голова болела, желудок ныл, поташнивало, но в целом все было хорошо.

Ночной эпизод, когда он припоминал теперь детали, казался ему состоявшимся в его пользу. Будет о чем со смаком рассказать узкому кругу курильщиков в конце коридора. Основную сцену Полудин тут же решил перенести на балкон своего номера, где они с хулиганкой Ингой делали это посреди ночи на виду у всего города. По пьяной даже холода не чувствовали. Он ей рот рукой закрывал, чтобы она от кайфа не кричала. Остальные подробности, решил он, придут по ходу дела. Говорят, правда, что зам по кадрам и режиму уже велел установить в курилке микрофончик. Но, во-первых, за разговоры о бабах вроде пока не сажают, а во-вторых, небось, слух насчет микрофончика специально распустили, чтобы меньше курили и больше работали.

Полудин замедлил шаги. Он решил вернуться, спуститься в подвальчик "Каса маре" и гордо попрощаться. Инга ведь там, где ж ей еще быть? Пускай пожалеет, как много кайфа она потеряла. Решив это сделать, Полудин, как всегда, поступил обратным образом. Он бросил окурок на тротуар, растер его мокрым ботинком, плюнул и зашагал к вокзалу.

Вместо "Каса маре" ему вдруг захотелось домой, на кухню. Жена, соскучившись, отпросится с работы, все быстро подаст, чтобы ему не пришлось тянуться ни за вилкой, ни за чашкой. Она свой парень. Сядет напротив, коротко сообщит, с кем вчера подрался сын в детском саду, и замолчит - вся внимание.

Он, не торопясь, поест, закурит и будет ей подробно втолковывать про успешное согласование проекта, которое он героически вынес на своих плечах, расхлебывая грехи всего отдела. Про свою колоссальную идею с механической рукой, до которой нынешнему уровню технического прогресса еще подниматься и расти. Не забудет он про гниду Ханурова, который буквально берет за горло. Про то, как его чествовали в дурацком "Каса маре" за их счет, как уложился в командировочные, не заняв ни рубля, и про то, что в Пензе со жратвой еще хуже, чем у нас, и куда это катится, непонятно.

Он расскажет ей все.

Все?

Почти все.

1972.