Кавказский гамбит - [30]

Неожиданно для себя она спросила Капу, которая пришла одолжить утюг — свой перегорел как раз во время большой глажки:

— Василий здоров? Что-то давно не заходил играть.

Капа глазом не моргнула. Жизнь недаром ее мяла и терла. На горошине она не споткнется.

— Здоровее некуда. Шляется где-нибудь. Главное, спать домой приходит.

Она двусмысленно хихикнула, и Наталья Петровна почувствовала себя по меньшей мере идиоткой.

На другой день Панюшкин возвратил утюг и принес большую сочную грушу в кармане безразмерных штанов. Под глазом красовался фингал.

Зная крутой нрав Капитолины, Шапошников расхохотался:

— На шкаф ночью наткнулся? Засветло возвращаться надо, Ромео.

Васька, сосредоточенно расставляя шахматные фигуры на доске, буркнул:

— Какая-то она на старости лет неуживчивая стала. Ревновать вздумала. С чего? Твои — белые.

Сделали по нескольку ходов, и Шапошников, уверенно развивая ферзевый гамбит, вернулся к прерванной теме:

— Выбор жены — дело тонкое. Или она должна быть такой тупой, чтобы не замечать твоих шалостей, либо настолько мудрой, чтобы их прощать. Удобную любовницу найти еще сложнее, самые подходящие — хористки или танцовщицы кордебалета, жаль, в вашем захолустье не водятся. Талант им не досаждает, а ум и стыд примерно в равной пропорции и в большом разведении.

Наталья Петровна, которая, как думал Шапошников, спала после обеда на балконе, внезапно подала голос:

— Тебе-то откуда известно? По личному опыту? Или это обобщенное мужское знание?

Прежде Наталья Петровна обходила подобные темы — мало ли что может обнаружиться, слово ненужное в азарте в ответ вылетит, потом не вернешь, а оно все испортит. Но в нее будто бес вселился, к тому же она злилась — не могла простить себе вчерашнего разговора с Капитолиной.

Реплика прозвучала так резко, что Василий почувствовал неловкость и невольно втянул голову в плечи. Жене пианиста жест показался обидным, хотя нового тут не было ничего — находиться все время рядом со знаменитостью, пусть и бывшей, не большой подарок, а если начистоту, то и вовсе наказание. Даже примитивный Панюшкин видит ее униженное положение.

Замечание жены нисколько не смутило Шапошникова, скорее развеселило.

— Вот видишь, друг Горацио, — ободряюще подмигнул он Ваське, — женщины — это тебе не шахматы. То, что утром подчинялось твердому закону, после полудня, может случиться, не управляется ничем. Женщины — фигуры многозначные и ведут себя на игровом поле непредсказуемо. Но куда деваться? Мы обречены Создателем, разделившим нас по половому признаку. Кстати, несправедливо атрибуты этих признаков считать срамными. Дырка в носу или в ухе — это нормально, а в противоположной части тела — неприлично и требует завесы. Издержки цивилизации: в Древнем Риме фаллосу поклонялись и устраивали в честь детородного органа праздники и шествия, а огромный член из глины или камня, укрытый дорогой тканью, несли на носилках, как теперь статую Богоматери во время крестного хода.

Панюшкин недоверчиво хмыкнул и взял белую королеву: за разглагольствованиями партнер проглядел простую комбинацию.

Как обычно, партнеры ограничились пятью партиями, растянувшимися на два часа. После вчерашнего предательства по отношению к Василию он сам вызывал у Натальи Петровны смешанное чувство вины и досады. К тому же она ревновала: муж так увлеченно разговаривает с неграмотным мужиком, словно ее здесь нет. Она нервничала и пересолила жареные баклажаны с помидорами. Пришлось добавить рису и сбегать в магазин через дорогу за свежей сметаной. Дождавшись, когда сосед наконец уйдет, спросила мужа несколько взвинчено:

— Зачем ты рассуждаешь с ним о вещах, которые ему недоступны? Или полагаешь, он способен мыслить, как мы?

— Ну, как ты — по меньшей мере. Он ведь в шахматы играет, а ты в них ничего не соображаешь.

— Приноровился оскорблять меня безнаказанно. Всему есть предел.

— Кроме человеческой глупости. Мы сегодня ужинать будем?

В словах мужа проскользнула неприязнь. Наталья Петровна пожалела, что не совладала с эмоциями. Что бы она о себе ни воображала, кумир оставался кумиром, ничто не могло свергнуть его с пьедестала, тем более слова.

— Да, конечно. Сейчас.

И пошла на кухню, следуя указаниям волшебной палочки опытного дрессировщика. Более того, она решила исправить впечатление от разговора, поскольку не выносила натянутых отношений. Несомненно, он тоже жалеет о сказанном, но мириться не станет, ожидая первого шага от нее.

Баклажаны удались. Шапошников ел без комментариев. Наталья Петровна решила, что момент выбран удачно.

— Ты извини, — сказала она. — Разучилась сдерживаться. Нервы. Так вышло, что я не смогла реализоваться как личность, отсюда — этот зуд провороненной значимости, которой не было.

— Была. Каждому обязательно дается шанс. Но лишь один раз в жизни. Промахнулся — и слился с толпой.

— А ты — выше толпы, — сказала она, изо всех сил сдерживая наново подступающее раздражение.

— Правильно. Талант — очень жестокая вещь.

Он был спокоен, даже доброжелателен — после вкусного ужина.

— Ну, и в чем же было мое предназначенье? — спросила Наталья Петровна не без иронии.

Шапошников удивленно поднял брови.