Кавказские новеллы - [2]

Вслед за козами я пришла на альпийский луг, собрала там большой букет цветов и горной мяты для чая.

Моя старуха весь день пыталась меня приласкать. Она приготовила вкусные пироги с тыквенной начинкой, мы сидели на крыльце и ели. Я съедала серединку пирога, а края скармливала курам и ягненку.

Тина, так звали мою старуху, расспрашивала о Дине, моей мачехе, но мне не хотелось думать о Дине. Я протягивала кусочек пирога ягненку, он брал его так трогательно, что ладоням было щекотно. Куры зорко высматривали одним глазом, куда упадет крошка. Забавно было так обедать.

Она, кажется, спрашивала о мачехе. Папа долго не женился после моей мамы, а все родственники в каждый его приезд приставали к нему, чтобы он женился, они говорили, что мне нужна мама.

Когда его познакомили с Диной, все увидели, что он поразился ее красоте. Теперь они живут в Сирии, где папа давно работает в посольстве. А я живу у тети, его старшей сестры.

Возможно, моя тетя добрая женщина, но мне невозможно привыкнуть к ее голосу.

Она рассказывает веселую историю, а кажется, что она кричит и выкатывает глаза. Ее нимало не заботит, что в доме все хорошо слышат. Дядя очень тихий человек, а мой двоюродный брат имеет абсолютный музыкальный слух.

Так говорит мой папа, он ему привозит джазовые диски, потому что больше всего на свете мой брат любит джаз.

У него есть пластинки, на которой слепой негр поет о Голубых Гавайях. Хриплый такой, печальный голос.

А у тети есть привычка – говорит фразу, а со второй половины сама себе вторит, например:

– У меня от твоих странностей голова кругом идет, – это она мне —…и голова кругом идет. – И так постоянно.

Странности – это моя «манера никогда не спорить, смотреть искренними глазами, а делать по-своему». Когда она начинает это говорить, я надеваю наушники, которые привез мне папа, и снаружи остаются ее губы.

Я ничего не делаю плохого, просто я сама по себе. Поэтому тете кажется, что она не справляется с моим воспитанием.

– И что тогда скажут все! – сокрушается она.

А больше всего она будет виновата перед братом, моим отцом, потому что сама настояла на том, чтобы он женился на моей мачехе. И теперь не поймешь, довольна она этим или сожалеет.

Она мучает меня своими подозрениями, что у меня появились «плохие» подруги, которые обязательно испортят меня.

– Сейчас такое время, – говорит она – очень много плохих девочек… И очень много плохих девочек.

А моим подругам больше всего нравятся мои красивые вещи. Они ходят в них, пока родители не спросят, откуда у них такие вещи, и не вернут тёте.

Тётя всякий раз перед всеми гладит меня по голове и со вздохом объясняет – несчастная девочка. А с её привычкой все повторять, я слышу это многажды, многажды…

Иногда я могу её ненавидеть…

* * *

Под тем рисунком стояло: «Мне снилось, что я бабочка». Аманда Плоуден, 10 лет, Великобритания. Она была моей ровесницей. Я тогда сказала папе, что Аманда от чего-то страдает.

Он после этого попросил каталог Всемирной детской выставки на английском языке, внимательно перелистал его, а потом кому-то сказал, что у меня внутреннее зрение, и что мне будет трудно жить.

Про зрение я не поняла и обрадовалась, что мне будет трудно, значит, папа не уедет больше. Но папа вскоре женился на Дине и уехал.

А с тех пор, как у меня в Сирии родился брат, они давно не приезжали, потому что малышу было вредно менять климат.

Однажды я совершила безумный поступок – написала Аманде Плоуден в Бирмингем письмо. Я послала ей массу ошибок по английской грамматике, правда, заранее извинилась за все ошибки.

Через два с половиной месяца от нее пришел ответ. Мне перевела это письмо старшая сестра моей одноклассницы, она учится в университете.

Аманда писала, что не понимает, отчего это я, такая здоровая и красивая девочка, как на фотоснимке, где стою с папой в детском парке, могу быть всегда такой печальной. Она написала почему-то «всегда», как будто знала меня.

Аманда всегда весела. Правда, в недавнем прошлом ей пришлось кое-что пережить, и теперь её возят в кресле.

Тогда и случилось то, что ей приснилось – она была бабочкой, у нее были крылья. И чтобы это осталось навсегда с ней, она нарисовала свой сон.

А мама сказала, пусть этот рисунок путешествует по всему миру, и послала его на конкурс, так он попал и в мой город.

Я приколола к стене снимок – Аманда в кресле, рядом ее мама, обе смеются, а позади большой красивый дом, какого я не видела никогда в жизни. У него, как у человека, есть имя «Файнхолл», по словарю – прекрасный дом.

Так он и запал мне в душу вместе с девочкой, летающей во сне бабочкой, ее счастливой мамой, сеттером Джерри, у которого на коричневом носу белое пятнышко.

Аманда спрашивала в письме, предполагаю ли я, когда вырасту, посетить Файнхолл. Я тщательно выписала в ответном письме фразу: «Я предполагаю посетить Файнхолл».

Аманда с мамой часто сидят с атласом в руках и обсуждают маршруты их будущих путешествий по свету, потому что, как говорит мама, Аманда в кресле видит тот же самый мир.

И тут со мной что-то случилось, я стала покрывать стены своей комнаты открытками, наклейками с разными странами и городами. Часть из них привозил когда-то папа, другую часть я вырезала из журналов.