Кавказские новеллы - [12]

Святая Дева и все тайны святого семейства были забыты, но Мать Мария осталась с ними навеки – мать всем и каждому.

И от их любви и почитания Матери все им прощалось снова и снова – и забвение ее Сына, и небрежность к помещению, где они хранили икону.

Прощалось, как видно, и незнание всей святой истории, которая к тому времени уже проникла в самые потаённые уголки земли, омытая кровью верных апостолов Христа, равноапостольных святых, тысячами распятых за веру и съеденных римскими львами.

Они думали, всего-то надо бережнее хранить эту икону и просить, просить у нее помощи в тяжелых обстоятельствах.

Именно последнее они делали исправно, потому что бед не убывало, а наоборот, все прибывало и прибывало.

А когда царица Тамар умерла, упокой, Господи, душу этой великой женщины, Грузия, потерявшая свою истинность, стала раздираться гордыней и распрями, нелюбовью и соперничеством, пока не утратила все признаки своего процветания и тотчас же подверглась большим испытаниям.

Тогда отовсюду ринулись враги и терзали прежде прекрасную и цветущую страну, пребывавшую под мудрым оком царицы и ее супруга-соправителя овса Сослана-Давида Царазона, воспитанного в доме славных Багратидов.

Отданный в царский дом в малом возрасте путем кавказского аталычества, он был воспитан грузинским домом в славных светских традициях.

И жил, вооруженный знанием переведенного иверами Священного Писания не менее, чем владением воинским оружием, когда вместе с рыцарями Фридриха Барбароссы отправился за Крестовиной Господней в Палестину.

И рос он, и играл в детские игры со своей будущей женой и возлюбленной, ставшей царицей перед Богом и властительницей его души. Русский княжич Георгий, первый царственный супруг во имя укрепления союза Руси и Грузии, тоже сын ясыни и суздальского князя Андрея, обладавший тяжелым пороком для политика – чрезмерной склонностью к вину, был оттого удобной мишенью для заговоров против властительницы Грузии.

На том и канул бесславно в Лету, бежал, разоблаченный, к южным сородичам матери, не пригодившись и там.

Тогда-то и вступил в силу союз двух любящих сердец, и озарил на годы их царствования всю страну Иверию.

Когда же прошел срок их жизни, царственного супруга теперь никак добром не поминали, ни его умения, ни могущества держать в мире и безопасности страну правительницы своей души.

Тогда и сошло на горделивую Иверию на множество веков большое зло.

Ее разоряли и сжигали, убивали и уводили в рабство мужчин и женщин, продавая не невольничьих рынках по всему Востоку, и сердцем Иверии, Тифлисом, теперь правили все – арабы, персы, турки, и вновь жестокие арабы, но только не сами иверийцы. И храмы их постигала такая же участь разрушения.

А овсы так и жили со склоненной головой перед своей судьбой – недоедали, не обозначали себя перед другими, ничего из того, что значило прежде племя, ни перед кем не утверждали, по-прежнему ни на каком языке не писали свое прошлое, одним словом, нищие перед Богом, за что он и продлевал их род.

Если и было что-то, что говорило о них от берегов Британии до Ливии, так были то надгробия аланских могил с неведомыми именами воинов.

Не было у них ни великой веры, ни великих царей, ни рабов. Даже самую лихую бедность они не воспринимали как рабство, а те, кто был богаче, просто имел больше овец и коней, и завезенных через ущелье Дарьял товаров – оружия, утвари, тканей.

Все остальное было одним и тем же, часто общим, как сельские котлы для варки древнейшего – наследство первой человеческой пары – ячменного пива и супа из мяса горного тура, подстреленного среди скал, или баранов, пригнанных с альпийских пастбищ.

Собери всех горцев в одно войско, были бы неразличимы в конном строю, как образ, стершийся во времени.

Стерлось все и в собственной памяти, да и кому до них было дело, и когда русская царица призвала их спуститься с гор к плодородным землям, то с одним негласным условием – вернуться к заброшенному ими христианству новообращенными.

Послушались далеко не все, только часть их, которых так и назовут во всех донесениях царице – «новокрещёнными».

5.

Они двинулись в путь со своего высокогорья на четырех волах, два впряженных, два позади, привязанных для смены.

С собой везли в большой мир имевшуюся у них святыню, когда она стала проявлять свою волю – остановила животных и их погонщиков.

Миссия этой поездки была вполне осознана овсами – они навсегда покидали горы, проехав по равнине всю свою страну, и были уже вблизи конца своего путешествия.

Но если вспомнить все-таки недавнее прошлое, то продвижение на равнину началось задолго до приказа царицы, когда весь Кавказ узнал, что царь Грозный построил на реке Терек город Терки для своего воеводства.

Тогда и овсы стали осторожно спускаться и селиться к ним в качестве новокрещенных.

Проезжая мимо Татартупского минарета, они уже не знали, что на самом деле он был их последним оплотом и остатками храма, порушенного и сожженного, на котором обманно был водружен монголами минарет как символ их веры, а не тех аланских великомучеников во Христе, имена которых давно стерлись в памяти самих овсов.