Кавказская Голгофа - [3]

Петя рано лишился кормильца-отца: его не стало в 1943 году по нелепой случайности. После очередного пьяного куража, когда в доме никого не было, он курил возле печки, закутавшись в овечий тулуп. Задремав, он даже не почувствовал, как выпавший из печи уголек или пепел с папиросы зажгли валявшуюся рядом солому. Когда соседи, у которых Мария Прокопьевна уже в который раз пряталась с детьми, увидели беду, спасать главу семейства было поздно… С того времени детство Петра Сухоносова вообще кончилось, он вынужден был оставить учебу в школе и идти на сезонные заработки в местный совхоз, чтобы хоть как-то поддержать бедствующих в нищете маму и сестру.

Мария Прокопьевна была, конечно же, человеком верующим, но малограмотным, озабоченная лишь тем, как и чем прокормить семью, поэтому она не могла привить детям глубоко осознанные религиозные чувства, тем более дать им духовные знания. Однако всем своим материнским сердцем и душой она стремилась, жаждала того, чтобы ее сын вырос грамотным, и всячески поощряла пробудившееся в нем с самых ранних лет тяготение к чтению. С годами эта тяга перерастет в настоящую любовь к книге, к просвещению, знаниям.

Но в чем бесспорно состоит материнский подвиг Марии Прокопьевны в воспитании будущего пастыря, так это в ограждении своего сына от влияния улицы, от послевоенной безотцовщины, и особенно – от безбожия, которое старательно насаждалось, всемерно поощрялось властями и укоренялось в повседневном быте советских граждан. И хотя юный Петр Сухоносов, по воспоминаниям многих, всегда отличался кротким нравом, незлобием, были все же и в его детстве моменты, которые требовали самого решительного, а порой и беспощадного вмешательства мамы и старшей сестры, о чем сам Батюшка позже вспоминал не с огорчением, а глубочайшей признательностью за такую «науку»:

«…Вспоминаю свою маму, как она мучилась со мной, сколько переживала, как тащила меня с улицы, а нянечка моя, Татьяна (сестра) – сколько порола меня ремнем! А далее Сам Господь повел безпреткновенно: война, церковь, матушка Фессалоникия… Какое великое счастье быть битым! Как надо благодарить Господа за таких родителей, и их самих! Ведь не все родители согласны тратить нервы на таких «басурманных» детей. А раз не согласны жертвовать покоем, значит, семейная жизнь противопоказана, рожденные ими дети становятся непотребными, и будут жить на мучение родителям, окружающим и самим себе…»

«Какое великое счастье быть битым!..». Может, кому-то из воспитателей, руководствующихся нынешними педагогическими методами и принципами, открывающими перед ребенком двери вседозволенности, эти слова отца Петра покажутся дикими и жестокими, но именно родительская строгость, которая вовсе не заменяет собой родительскую любовь к чаду, а, напротив, дополняет ее, формировала в душе мальчика тот благодатный грунт, на который позже падет семя Божье.

«Да, трудное это дело – быть педагогом своим детям, – заканчивает Батюшка одно из своих писем. – Это риск: счастье и радость, если дети будут святые, и позор и мука, когда они непотребны никуда. Аз убояхся и скрыхся от жребия сего. Сколько надо полоть «землю», на которой растут дети, подстригать, корчевать… Это приходится иногда делать с болью и кровью, о, Боже! Сознаю полностью свою неспособность к этому, это – распятие каждый день…».

Из самого раннего детства будущего священника Петра Сухоносова сохранилось такое воспоминание. Рассказывают, что его родители как-то откормили поросенка и не знали, как лучше поступить: пустить его на сало и мясо или продать, а на вырученные деньги купить хоть небольшую хату, чтобы перестать в конце концов скитаться по чужим домам и квартирам. Думали-гадали и решили спросить самого младшего члена семейства – 5-летнего Петю. Тот ответил не по-детски разумно на причудливой смеси русского и украинского языка, которым общались здешние казаки: «А чого мы будемо посеред вулыци йисты, колы своей хаты нэма», то есть зачем ее кушать посреди улицы, если своего дома нет. Так и поступили: продали свинью и купили небольшую хатку, а затем обзавелись козами и другим нехитрым домашним хозяйством. Тем и перебивались.

Закончив всего 5 классов начальной школы, юный Петя Сухоносов вынужден был бросить дальнейшую учебу и идти самостоятельно зарабатывать на хлеб насущный. Его приняли на сезонные работы пастухом в местный совхоз «Советское руно». Наверное, в этом был какой-то особый знак Божий, ибо сему мальчику через много лет предстояло стать пастырем душ человеческих, взять на себя благое бремя служения Богу и многочисленной православной пастве. Он станет, по слову Евангелия, тем пастырем, который полагает жизнь свою за овец (Ин. 10, 11).

Осенние холода, дождливая промозглая погода, летний зной и степные суховеи требовали от юного пастушка не только крепкого здоровья, чтобы управлять стадом, но и добротной одежды, обуви, хорошего питания. Ничего этого в бедной семье Сухоносовых не было. Пока на дворе держалось тепло, он ходил, подпоясавшись, в легкой голубенькой рубашке навыпуск. А с наступлением холодов надевал демисезонное пальтишко, которое, конечно же, не спасало его от ненастья и стужи. Поэтому мальчик часто простывал, болел, однако осознание того, что теперь именно он вместо покойного отца стал главным кормильцем и обязан был содержать мать и сестру, заставляла его превозмогать болезни и усердно трудиться. Так уже с детства немощь и болезнь въелись в хрупкое тело юноши, поразили легкие и ноги, доставляя боль и физические страдания. Из-за слабого здоровья Петра Сухоносова не взяли на армейскую службу.