Кавказ в воде - [41]

Связист, выслушав ответ на запрос, доложил:

— Говорят: красные нарукавные повязки будут!

— Охренеть!.. Хорошо, разберёмся.

Впереди отчётливо слышен шум горной реки. Командир вполголоса, чтобы другие не слышали, окликнул впереди идущего сержанта:

— Филиппов!

Снайпер, чуть повернув голову вбок, ответил:

— Я, товарищ капитан!

— Что вчера было то?

— Без происшествий, товарищ капитан!

— Ясен пень, а то б я вас… а я что делал?

— Спали, товарищ капитан!

Старший головной группы подал знак рукой: всем стоять!

Выяснилось: у реки, на этом же берегу, замечена группа вооружённых людей — вроде как вброд переправляться задумали. Но до них далеко, даже в бинокль не разобрать — есть у них на рукавах повязки или нет; надо бы выяснить — кто такие. Недолго думая командир, отдав приказ располагаться на привал в прибрежной рощице, послал на разведку Филиппова с двумя автоматчиками:

— Посмотри в оптику: что там у них на руках. — Филиппов удалился, командир спросил уже самого себя, — какой дебил повязку будет таскать?

Первым делом сержант перед выходом из рощи оценил обстановку: параллельно реке — каменистая дорога, между ней и рекой огромные валуны — это очень хорошо: за камнями можно незаметно подойти поближе к берегу. Вода в реке шумливая, бурная, так-что можно не беспокоиться о том, что передвижение группы разведчиков кто-то услышит. Главное — визуальная скрытность. Показав автоматчикам рукой влево-вправо, мол, прикрывайте, сам выдвинулся вперёд.

Пройдя мимо пары больших камней, осмотрел в оптику берег, двинулся дальше. Покуда никого не видно — и это настораживает. Куда все подевались? Ну не могли же они так быстро переправиться!

На полусогнутых, и низко пригнувшись, мягко, по-кошачьи скользнул к следующему камню, высунул ствол из-за укрытия, приложился глазом к оптике…

— Брось оружие! — хоть и шумно у реки, но эта спокойно произнесённая фраза за спиной прозвучала как гром среди ясного неба! Пальцы разжались, бесшумка сама-собой выпала из рук, руки остались в том же положении — на уровне груди; душа чугунной чушкой ухнула в пятки, в животе похолодело.

По некоторым западным источникам душа у человека находится в животе, и когда с ней, с душой, всё в порядке, то и в животе тепло, но за обыденностью явления этого не замечается. Если же душа, не приведи Господи, покидает организм, то тело начинает коченеть. При возникновении внезапных стрессовых, пугающих человека, ситуаций, душа может временно перемещаться по организму, чаще всего — в пятки, но иной раз по пути, между делом, может и вытиснуть что-нибудь из организма: твёрдое, жидкое, или газообразное — такое тоже часто случается.

Так как процесс происходит очень быстро, то и реактивное состояние в животе начинает ощущаться сразу-же. Автору про эту теорию как-то под Рождество рассказал сам Юра Филиппов, а вычитал он эту муть из дешёвой жёлтой прозападной газетёнки — названия точного не помню, звучит примерно как «Mustangs Igogs». Замечу: автор с этой теорией категорически не согласен: как это душа может что-то выдавить из организма? Она же — нематериальная!

Стоит, значит, разведчик с холодным животом в полусогнутом состоянии, да и немудрено — полный цинк патронов на спину давит — от долгой дороги ещё тяжелее стал; не шевелится, только глаза на побледневшем лице сами-собой влево-вправо запрыгали, и поджилки, естественно, затряслись. К чести российского воина следует отметить — из организма ничего не выдавилось.

— Кто такие?

— Пехота, — ответил сержант механически, как учили на курсах (вот`те, бабка, и Юрьев день!), — за водой пошёл.

— Хм… пехота… а поворотись-ка, сынку!

Филиппов развернулся совершенно другим человеком: не бравым, знающим себе цену дембель-сержантом, а обыкновенным испуганным мальчиком-подростком в потёртой спортивной одежде и по роковой случайности нацепившем на себя войсковой разгрузочный жилет.

Его, нагло ухмыляясь, разглядывали два омоновца — это по внешним признакам определяется безошибочно, причём без всяких нарукавных повязок: один — большой, усатый, в возрасте — явно не русский, но и не кавказец. Судя по всему из-за своих габаритов не привыкший попусту тратить энергию зря, стоял расслабленно, давая возможность, по случаю, отдохнуть всем мышцам; второй — гораздо моложе и рыжий, нервно-вертлявый, энергично-возбуждённый, и тоже со снайперской винтовкой в руках.

От надёжного большого мира с автоматчиками и группой в роще всю компанию отгородили три огромных валуна; как этого толстого обстоятельства бывалый разведчик не учёл? Да, если бы не эти непростреливаемые камни, омоновцы так развязно перед ним не стояли.

— Сколько там ваших? — прямо, без обиняков, спросил молодой.

— Двадцать, — Юра не хотел лукавить, просто от неожиданности и страха то ли язык не смог выговорить «двенадцать», то ли запутался.

— Слышь, Герасимыч[23]: два-адцать, говорит, — ехидно улыбаясь, сообщил жизнерадостный рыжий Герасимычу.

— Ну, Серёженька, где двадцать там и… — совершенно серьёзно начал было усатый, но докончить свою мысль явно не захотел: жара, даже близость воды не помогает.

— Да руки то — опусти! Значь так — вы все трое — убиты, и там, — Серёженька махнул рукой в сторону рощи, — тоже. Так и передай командиру!