Кавказ без русских: удар с юга - [75]

После разговора с Евкуровым мне удалось встретиться с женщиной, которая ещё до старта этой программы вернулась в станицу Орджоникидзевская. Однако за этот период она потеряла мужа и дочь, которые, по её словам, просто были расстреляны в своём доме из автомата неизвестными, до сих пор так и не найденными. Сейчас же она с сестрой проживает в Ставропольском крае и даже не думает о ещё одном возвращении. И подобных случаев — множество. Часть из них так и осталась в виде аудиозаписей разговоров, не увидевших свет. Ибо драматизм повествований и горечь рассказчиков слишком тяжелы, чтобы заставить себя вновь обратиться к ним, что, впрочем, не исключает этого в будущем.

В итоге общий анализ исследуемой ситуации привёл к заключению, что призывать русское население к возвращению на Северный Кавказ, а тем более настаивать на этом, это как минимум подвергать их реальной опасности — не сейчас, так в будущем. Как максимум — это просто невозможно. Люди не хотят возвращаться. Те же, кто пока проживает в регионе, массово покидают республики Северного Кавказа при первой же возможности. А с момента присоединения Ставропольского края к СКФО большое количество русских семей покидают теперь уже и Ставропольский край. Георгиевский район: Левокумск, Нефтекумск, Будённовск, Новопавловск — в этих населённых пунктах ситуация с демографическим дисбалансом близка к критической, и не в пользу русских. Можно, конечно, найти отдельных представителей русского народа, кто доволен своим положением и никуда уезжать не собирается. Однако данная книга оценивает всю картину в целом, оперируя со статистикой и тенденциями, и прежде чем начать говорить о путях выхода из сложившейся ситуации, необходимо стратегически оценить те процессы и описать те предпосылки, которые к ней привели.

Предпосылки нынешнего положения

До того, как применить те наработки и результаты исследований, которые были приведены в четырёх предыдущих главах, к решению проблемы русских на Северном Кавказе, необходимо осуществить краткий этносоциологический обзор как советского периода развития северокавказских обществ, так и постсоветского. Это важно сделать для того, чтобы понять механизмы происхождения тех сложностей, с которыми мы сталкиваемся на Северном Кавказе, когда приступаем к стратегическому планированию ситуации в этом регионе.

Северный Кавказ: марксистское (советское) видение. Как известно, марксистская идеология опиралась на прогрессистскую модель развития истории. В начало истории она ставила архаическое общество, после которого следовало традиционное, или, как его определял Маркс, оперирующий европейским контекстом, «феодальное общество»[350]. Следующий за ним буржуазный тип общественного устройства, возникающего на основе национальных государств, как правило, вследствие буржуазных революций, характеризуется понятием «национализм». Социалистическое общество мыслилось как следующий за буржуазным этап развития человечества в целом. А уже за социализмом следовала завершающая формация — идеальное, глобальное коммунистическое общество.

Все эти этапы прогрессистского, исключительно материалистического развития располагались линейно и последовательно сменяли друг друга, один за другим. Прогрессистский подход, на котором и базируется учение Маркса, исходит из того, что каждый последующий этап преодолевает предыдущий, отменяя его и растворяя в новом этапе развития общества. Отсюда: социалистический период — это то, что следует за буржуазным периодом становления национальных государств и предвосхищает коммунистический период построения идеального глобального коммунистического общества абсолютно сознательных людей, пребывающих в гармонии рассудочного общества и материальном достатке. Именно эта теоретическая марксистская модель применялась и к Кавказу, как в момент становления советской государственности, так и далее, в период её развития.

В реальности же советское руководство, имея дело с Кавказом, сталкивалось с неким непоследовательным наложением этих исторических формаций друг на друга. Так называемый буржуазный период, характеризующийся становлением политических наций, формально разворачивался на Кавказе с февраля по октябрь 1917 года, «дозревая» в процессе гражданской войны. Как, собственно, и по всей постимперской России. Однако фактически буржуазный период так полноценно и не состоялся, несмотря на директивно-номинальное создание «национальных республик». Поэтому позднее и социалистическое, как бы уже номинально постбуржуазное общество присутствовало на Кавказе лишь в виде верхнего, элитного пласта: представители центральной власти, бюрократический аппарат, институт Коммунистической партии и большой экспорт профессиональных кадров из центральных регионов России, в совокупности своей осуществлявших надзор за процессами развития социализма на Северном Кавказе. При этом по факту, несмотря на уже вовсю идущий социалистический период, задним числом и в спешном порядке происходило «достраивание» буржуазного, теоретически уже «преодолённого» этапа; а именно, происходило доразвитие института «национальных республик», или, как их определяют в Европе, буржуазных государств. Которые, что было очевидно советскому руководству, не успели полноценно состояться в номинально буржуазный период с февраля по октябрь 1917 года. Это «докручивание» буржуазного периода было необходимо для достижения заданного уровня индустриализации, который, по большому счёту, и является базовой предпосылкой для формирования класса труда — политически осмысленного пролетариата, совершающего затем пролетарскую революцию, после которой общество и переходит в социалистическую формацию. Проблема заключалась в том, что строительство социалистического общества невозможно на традиционной — в марксистской терминологии «феодальной» — основе, без полноценной реализации периода буржуазного урбанистического национального государства.