Кавказ без моря - [17]

В гостинице, в вестибюле почему‑то полно дыма. То есть пара. Как в бане. Из этой дымовой завесы на меня, как звери, бросаются директор гостиницы и дежурный администратор.

— Где ключи от номера?! Почему не сдали, уходя?!

— В чём дело?

— Сейчас увидите! — рычит директор.

Они ведут меня вверх по лестнице, оттуда по ступенькам сбегает дымящаяся вода. Идём вброд по залитому водой коридору второго этажа.

— Почему не перекрыли воду? — спрашиваю я, догадываясь, в чём дело. Им, этим злобным охранникам социалистической собственности не понять, почему у меня отлегло от сердца.

Дверь моего номера распахнута. Оттуда навстречу нам через порог скатывается вода. В умывальнике из крана по рубашкам, заткнувшим отверстие стока, падают капли. На полу вольно плавает один из моих тапочек, другой потонул возле окна.

Директор рычит:

— Немедленно составим акт. Паспорт не получишь, пока не заплатишь за новый паркет, за ремонт всей гостиницы, или сядешь в тюрьму!

Он продолжает угрожать, больно держа меня за локоть, а я думаю только о том, что без паспорта письмо на Главпочтамте мне не отдадут. Если оно есть.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Даже звонок здесь тихий, какой‑то особенно деликатный. Еле расслышал его из ванной, где стою у большого зеркала, бреюсь.

— Алло?

— Доброе утро! Вас просили разбудить к восьми. Это горничная. Что будете завтракать? Могу привезти горячие блюда: жюльен из шампиньонов, перепёлку с вареньем или омлет с сыром.

— Спасибо. В холодильнике полно еды. Скажите, это все входит в оплату номера? Или нужно платить отдельно?

— Что вы! Номер и питание, все услуги — бесплатно. То есть за все, наверное, платит обком. А что будете пить — чай или кофе?

— Кофе, с вашего разрешения.

— К нему есть горячие булочки. Принести?

— Принесите.

Едва успеваю добриться, в дверь стучат.

— Открыто.

В кружевном накрахмаленном чепце, в белоснежном передничке, крашенная блондинка вкатывает никелированный столик с кофейником, молочником, вазочкой с прикрытыми салфеткой булочками.

— Большое спасибо.

Она переставляет все это на круглый стол, где возвышается хрустальная ваза, переполненная виноградом, яблоками и гранатами, спрашивает, несколько фамильярно:

— Больше ничего не нужно, уверены?

Вадима здесь нет!…

А может быть, я просто грязная, вконец испорченная скотина?

— Меня зовут Алена. Если что надо, вызывайте. Дежурю до завтрашнего утра, — сообщает она, выкатываясь из номера вместе со своим столиком.

Открываю холодильник, отыскиваю среди навала снеди Масло, баночку с красной икрой. Вадим, глядя на то, как я кайфую: намазываю на разрезанную пополам тёплую булочку масло, икру, как подливаю в чашку из кофейника кофе, обязательно воскликнул бы — «Зеер гут!»

Парадокс! Он известный человек, народный артист РСФСР, остался в затопленной мною берлоге. А я туг. Наконец‑то судьба разъединила нас. И теперь мне уже не придётся невольно слышать, как он «играет в прятки» с поварихой из обкомовской столовой, или с кем‑нибудь ещё. Опять благодарно думаю о Шамиле Аслановиче. Узнав о том, что я забыл закрыть кран, о потопе и грозящих мне бедах, сам примчался в гостиницу, подключил к переговорам второго секретаря обкома. В результате передо мной даже извинились! Вечером я был перевезён с моим подмоченным барахлом сюда, в эту закрытого типа гостиницу ЦК, расположенную в саду, где‑то в самом центре города. Где я нахожусь, толком не знаю. Зато знаю точно: из трёх взятых с собой из Москвы верхних рубах осталась только та, что на мне. Две выстиранные, но не отполосканные, сварились в дымящемся умывальнике. Шамиль Асланович сказал, самолично помогая собирать мои вещи — «Не огорчайтесь. Купим новые». Вадим то ли ещё торчал на съёмках, то ли был отвезён в обкомовскую столовую. Переселение произошло без него.

Вечером я позвонил ему отсюда из номера. Но телефоны в той гостинице не работали, видимо, всилу учинённого мною стихийного бедствия. Сейчас звонить было рано. Дрыхнет обычно до десяти, занудно просит всех до этого времени его не беспокоить.

Конечно, это не самый большой грех — постоянно заботиться о себе. Но в поклонении огуречной силе, ежеутреннем натирании щёк есть что- то педерастическое. Мужчина должен быть мужчиной. Принимать любые возрастные изменения с достоинством. Не превращаться в стареющую кокетку, обставленную флакончиками с притираниями. С другой стороны, я сам только что употребил крем после бритья. Мог бы обойтись просто водой… Впервые ловлю себя на том, что все касающееся бритья — сама бритва, помазок, крем, одеколон — все, несмотря на постоянную нужду, всегда у меня высшего качества, по возможности, заграничное. Чем же тогда я отличаюсь от Вадима?

Журчащий звонок телефона.

— Слушаю.

— Говорит дежурный, лейтенант Назаров. За вами приехал водитель. Называет себя Хасаном. Что ему передать?

— Пожалуйста, скажите, через пять минут спущусь.

Несмотря на конец ноября, за отдёрнутой шторой по–летнему солнечное утро. Вчера Шамиль Асланович с присущей ему заботливостью настоял, чтобы сегодня я опять поехал с Хасаном куда‑то в горы, подышать кислородом. Сказал, что томиться каждый раз в павильоне нет смысла. Чтобы я прогулялся по горам, а к вечеру прилетит Нодар, и на следующий день мы с ним отправимся в Тархыз.