Кавалеры Виртути - [43]

— Добротная у нас позиция, пан поручник, все, что хочешь, выдержит, — начал Усс, все время поглядывая на Цивиля, но тот даже не повернул головы. — Об этом мы как раз и толковали перед вашим приходом.

Неожиданно солдат Новицкий снова оказался в окопе.

— В чем дело? — спросил Пайонк.

Солдат вытянулся по стойке «смирно».

— Пан хорунжий Грычман просит вас подойти к нему.

За командным блиндажом санитары перевязывали Зембу и Доминяка. Рядом стоял Грычман.

— Стрелок Земба желает остаться на позициях, говорит, что сможет владеть винтовкой, — сказал хорунжий, а солдат в это время силился встать.

Санитары, придерживая Зембу на носилках, подтвердили:

— Совершенно точно, пан поручник, он в состоянии остаться, вот только сделаем ему перевязку.

Пайонк отрицательно покачал головой:

— Уносите обоих, и как можно быстрее!

Он с трудом отвернулся, хотя и слышал за спиной умоляющее «пан поручник». В тот же миг что-то ослепительно блеснуло перед глазами, и мощная взрывная волна отбросила Пайонка к стене блиндажа. Высокий бук, расщепленный пополам, с треском падал на землю, но в грохоте рвущихся снарядов никто не слышал этих звуков.

Залп угодил по опушке леса, вырывая с корнем кусты, выворачивая груды дерна и обламывая кроны деревьев. Все это проносилось в воздухе над постом вместе со свистящими осколками железа и камня. Второй залп ударил несколько дальше, но третий пришелся почти у ската, по которому тянулись окопы поста.

Поручник оглянулся. Солдаты прижались к стене земляного среза, раненых уже не было: видимо, санитары внесли их в убежище, а хорунжий Грычман, низко согнувшись, бежал по ходу сообщения к окопам. Едкий дым тянулся желтой полосой над валом, воняло серой и чем-то паленым.

Пайонк вошел в блиндаж. Связался по телефону с командным пунктом, но, докладывая обстановку, почти не слышал собственных слов. Оглушающий грохот канонады не умолкал ни на секунду, и офицер вынужден был положить трубку, так и не разобрав, что ему сказали на другом конце провода.

Выйдя из блиндажа, Пайонк заметил, что снаряды падают уже несколько дальше. Солдаты распрямились, стряхивали с себя песок и ветки. Желтый густой дым быстро рассеивался. Взглянув на предполье и опушку леса, поручник увидел там бегущую в направлении поста цепь неприятельской пехоты.

— Не стрелять! — крикнул он. — Пусть подойдут ближе.

Немцы передвигались перебежками. Выскакивали на секунду из-за деревьев, пробегали несколько шагов и снова укрывались за ними. Поручник увидел зеленые звезды ракет, вспыхнувшие высоко в небе. И почти в тот же миг раздался оглушительный взрыв, лавина осколков и земли накрыла территорию поста. Пайонк почувствовал, как его что-то резко дернуло, острый и короткий удар подсек ноги, и офицер упал на колени. Когда попытался подняться, острая боль пронзила все тело и пригнула еще ниже к земле, которая вдруг закачалась, накренилась вместе с ним и ринулась в разверзшуюся бездну.

6

Фридрих Руге, немецкий капитан 1 ранга, впоследствии адмирал:

«Расчеты польских батарей и подразделения пехоты оборонялись отважно и упорно».

Время 6.20—6.50

Капрал Грабовский отнял от уха телефонную трубку, быстро положил ее на аппарат и почти выкрикнул:

— К орудию!

Наконец-то получена команда на открытие огня! От вынужденного бездействия он просто не знал, куда себя девать: то сидел в блиндаже и курил папиросу за папиросой, то еще и еще раз осматривал свою пушку, то выходил на опушку леса и, укрываясь за деревьями, наблюдал в бинокль за противоположным берегом канала, который на всем своем протяжении вспыхивал красными и желтыми огоньками выстрелов. Грабовский видел, как с башни лоцманов и с чердаков трех больших складов, расположенных у железнодорожных путей, велся непрерывный огонь по посту «Пристань». С других зданий и башен стреляли по группе сержанта Дейка, по второй вартовне и по посту «Паром». Капрал угадывал эти направления стрельбы по полету трассирующих пуль. Разноцветные строчки тянулись в сторону Вестерплятте так густо, что сливались в сплошные цветные полосы. Казалось, кто-то для забавы перебросил через канал, от берега к берегу, серпантин или протянул невидимые нити с нанизанными на них желтыми, зелеными, красными, оранжевыми кораллами. Грабовский видел также, как рвутся на территории Складницы тяжелые снаряды, вздымая к верхушкам деревьев столбы дыма, смешанного с дерном, песком, камнями, обломками дерева. Это зрелище невозможно было созерцать спокойно. Нервно кусая губы, капрал возвращался в блиндаж и с надеждой смотрел на черную коробку телефона, который, как назло, упорно молчал.

На хорошо замаскированной артиллерийской позиции расчета капрала Грабовского, укрытой под развесистыми ветвями деревьев, было спокойно. Никто не видел укрывшихся здесь польских артиллеристов, и ни одна, даже шальная пуля не залетала сюда.

Прислушиваясь к грохоту каждого залпа, капрал Грабовский вполголоса бормотал:

— Стопятидесятый… восьмидесятый… ого, двухсотпятидесятый!..

Старый опытный артиллерист, он безошибочно определял калибр снарядов по силе звука разрыва и по другим, известным ему признакам.

Капрал сунул руку в карман за новой папиросой. В нескольких шагах от него, прислонившись спиной к стволам деревьев и вытянув ноги, сидели солдаты. В положении их тел — полулежачем, полусидячем — чувствовались лень, вялость. Так выглядит войско, которому разрешили сделать привал на тяжелом марше или подремать после обеда.