Кавалеры Виртути - [16]

Шрифт
Интервал

— Мне, Генрик, сейчас не до шуток, и я не зря звоню тебе. — Голос полковника утратил теплоту. — Вы обязаны проявлять максимум осторожности.

— Знаю. Мы проявляем максимум бдительности.

— Ты не понял меня, Генрик. Я совсем не об этом. Вы должны следить за тем, чтобы не возникло провокации.

Сухарский пожал плечами.

— А каким образом я могу этому помешать? — с раздражением спросил он. — Если они начнут, я ведь не буду стоять как овечка.

— Я совсем не об этом. Выслушай меня внимательно, Генрик. Речь идет о том, чтобы не было никаких провокаций с нашей стороны.

Полковник произносил каждое слово четко и громко, и тем не менее Сухарскому показалось, что он ослышался.

— С чьей стороны? С нашей? Да ты что, Вицек, издеваешься надо мной, что ли? Чего ты, собственно, добиваешься?

— Я добиваюсь того, чтобы ты был чертовски осторожен, — строго произнес Собоциньский. — Даже случайный выстрел твоего солдата может быть сочтен за провокацию.

И полковник и майор были раздражены до крайности, но Сухарский чуть было не рассмеялся в тот момент. Ему вдруг пришло в голову, что Собоциньский крепко заложил за воротник во время обеда. Однако, когда голос в телефонной трубке спросил, почему он молчит, раздражение снова охватило майора.

— У меня здесь, Вицек, воинская часть, а не тир в парке, — сухо напомнил он полковнику. — Здесь, на Вестерплятте, никто нечаянно не стреляет. Не мог бы ты объяснить мне…

— Могу, — оборвал Собоциньский. — Варшава опасается инцидента. Французы предупредили нас, что…

— …что им трудно было бы выступить на помощь польским провокаторам из Гданьска, — закончил за него майор. — Мне кажется, что наши союзники ищут лазейки. Это было бы им очень удобно.

Наступила пауза.

— Я хочу, чтобы ты правильно понял меня, Генрик, — снова начал полковник уже спокойным тоном. — Немцы очень напирают на то, что «Шлезвиг» прибыл к нам с обычным визитом, и весь мир именно так смотрит на это.

— А ты?

— Я могу пока сказать только одно: они ведут себя вполне прилично и соблюдают все правила. Командир линкора был у министра Ходацкого и пригласил его на свой корабль. Четверть часа назад комиссар вернулся с банкета. Он-то и попросил, чтобы я поговорил с тобой о мерах предосторожности. Комиссар рассказывал, что действительно не видел на «Шлезвиге» никаких боеприпасов.

— Но ведь он заглядывал далеко не всюду.

— Конечно. Однако не будем спорить, Генрик. Дело обстоит просто. Мы не можем допустить, чтобы возник инцидент. Придется оттянуть посты в глубь территории. Ты понял меня?

— Нет, не понял. Но приказ выполню.

— И выполни его точно, — продолжал настаивать полковник. — Командир корабля информировал министра Ходацкого, что сегодня пополудни линкор отбуксируют в портовый канал и он будет стоять напротив вас.

Сухарский обернулся к окну. Ему хорошо были видны красные дома на противоположном берегу канала, склады, хранилища. Через два-три часа, а может быть даже раньше, с этого самого места он будет видеть башни германского линкора, стоящего в ста метрах от Вестерплятте. Всего сто метров…

— Генрик, ты слышишь меня? — спросил обеспокоенный молчанием Сухарского полковник. — Генрик!

— Слышу, — с трудом ответил Сухарский. — Почему министр согласился на это? Неужели он не понимает…

— Он прекрасно все понимает, — прервал майора Собоциньский, явно не желая, чтобы он закончил свою мысль. — Только, пожалуй, будет лучше, если корабль передвинется ближе к выходу из порта.

— А знает ли пан министр, когда отплывает «Шлезвиг»?

— Точно не знает. Однако его заверили, что визит продлится всего два-три дня.

— Два-три дня, — неуверенно повторил майор, потом быстро спросил: — А ты, Вицек, не смог бы выкроить время и заскочить к нам?

— Конечно, заскочу, — поспешил заверить его полковник. — Как только выпадет свободная минута, сразу приеду к вам. А пока — всего хорошего.

— Всего, — ответил Сухарский, медленно опустив трубку на рычаг.

Закончив разговор, он снова услышал доносившиеся из порта крики и барабанный бой. Первым делом майор старательно затворил окно и только потом вытащил из письменного стола записную книжку.

5

На совещание, которое созвал капитан Домбровский, собрались все командиры постов и вартовен. Уже больше пятнадцати минут ждали они капитана на веранде старых казарм, но пунктуальный обычно заместитель коменданта все не появлялся. Командиры курили и разговаривали, собравшись группками между столами. Все они были в новом обмундировании, которое два дня назад им выдали со склада в соответствии с приказом о мобилизации, зачитанным майором Сухарским после получения шифровки из Гдыни. На Вестерплятте этот приказ никого не застал врасплох. И в Интендантстве тоже ничего не изменилось, если не считать, что десятка полтора вольнонаемных работников были одеты теперь по-военному и получили оружие, противогазы, каски, а также снаряжение, до опознавательных знаков включительно, которые были давно уже заготовлены и хранились в ящике у каптенармуса.

— Идет! — раздался предупредительный окрик капрала Горыля, ловко погасившего папиросу в пепельнице. Все, кто курил, сделали то же самое и быстро стали полукругом посреди веранды.


Рекомендуем почитать
Осколок

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последние километры

Известный украинский писатель Любомир Дмитерко в своем новом романе повествует о последних месяцах Великой Отечественной войны, о форсировании советскими войсками Одера и Нейсе, о битве за Берлин. В центре многопланового произведения образы наших солдат, офицеров, генералов. Это люди высокого воинского долга, безграничного мужества. Тепло написаны страницы, рассказывающие о светлой любви командира батальона Петра Бакулина и связистки Гали Мартыновой. Перевел с украинского Иван Карабутенко.


Зеленые погоны Афганистана

15 февраля 1989 г. последний советский солдат покинул территорию Демократической республики Афганистан. Десятилетняя Афганская война закончилась… Но и сейчас, по прошествии 30 лет, история этой войны покрыта белыми пятнами, одно из которых — участие в ней советских пограничников. Сам факт участия «зелёных фуражек» в той, ныне уже подзабытой войне, тщательно скрывался руководством Комитета государственной безопасности и лишь относительно недавно очевидцы тех событий стали делиться воспоминаниями. В этой книге вы не встретите подробного исторического анализа и статистических выкладок, комментариев маститых политологов и видных политиков.


Минута жизни [2-е изд., доп., 1986]

«В книге рассказывается о нашем земляке Герое Советского Союза Николае Ивановиче Ригачине, повторившем подвиг Александра Матросова. Адресована широкому кругу читателей.».


Да, был

Сергей Сергеевич Прага родился в 1905 году в городе Ростове-на-Дону. Он участвовал в гражданской и Великой Отечественной войнах, служил в пограничных войсках. С. С. Прага член КПСС, в настоящее время — полковник запаса, награжденный орденами и медалями СССР. Печататься, как автор военных и приключенческих повестей и рассказов, С. С. Прага начал в 1952 году. Повести «План полпреда», «Граница проходит по Араксу», «Да, был…», «Слава не умирает», «Дело о четверти миллиона» и многие рассказы о смелых, мужественных и находчивых людях, с которыми приходилось встречаться их автору в разное время, печатались на страницах журналов («Уральский следопыт», «Советский войн», «Советская милиция») и газет («Ленинское знамя» — орган ЗакВО, «Молодежь Грузии», «Молодежь Азербайджана» и др.)


Ровесники. Немцы и русские

Книга представляет собой сборник воспоминаний. Авторы, представленные в этой книге, родились в 30-е годы прошлого века. Независимо от того, жили ли они в Советском Союзе, позднее в России, или в ГДР, позднее в ФРГ, их всех объединяет общая судьба. В детстве они пережили лишения и ужасы войны – потерю близких, голод, эвакуацию, изгнание, а в зрелом возрасте – не только кардинальное изменение общественно-политического строя, но и исчезновение государств, в которых они жили. И теперь с высоты своего возраста авторы не только вспоминают события нелегкой жизни, но и дают им оценку в надежде, что у последующих поколений не будет военного детства, а перемены будут вести только к благополучию.