Кавалерийский рейд и тяжелая артиллерия - [3]

Рецензия тов. Сарабьянова.

Безусловно верно, что отношения живых сил в аппарате радикально изменяются к моменту и в момент пролетарской революции. Но радикальное их изменение мы наблюдаем, главным образом, между "головкой", включая сюда (хороша "головка"!

Бух. и Пят.) и техническую интеллигенцию, и рабочей массой: цепь распадается на две части. Тов. Бухарин упускает из виду, что нижняя-то половина цепи, и большая к тому же, не распалась, звенья ее связаны одно с другим, аппарат не весь развалился.

В других местах книги дано точное определение, где именно происходит разрыв.

Отсюда ясно, что 1) Бухарин ничего не упускает; 2) что Сарабьянов и здесь не умеет читать и бьет челом нашим же добром; 3) что сарабьяновская путаница получается от того, что он совсем неостроумно повторяет слово "аппарат", без всякого смысла, употребляя его в разных значениях и т. д. Теперь не удивительно, что т. Сарабьянов не понял даже, что мы говорим о примитивности каутскианской постановки вопроса. "Примитивы" имеют вообще то свойство, что они "не умеют различать".

Нам кажется, что на этом можно покончить. Ибо весь остальной бессвязный лепет покоится на том же самом остроумном методе автора рецензии.

Нам только хотелось бы заметить следующее: тов. Сарабьянов в простоте душевной думает, что он атакует нас на благородном коне. Ей-богу, это не так. Он сидит на совсем другой биологической "категории".

II. Ревизия Маркса или "пушка" т. Ольминского.

"У читателей... трещит не голова, а кое-что совершенно другое".

Маркс. "Капитал", I.

После кавалерийской атаки на осляти т. Сарабьянова по "Экономике" попытался выстрелить из старой... "пушки" т. Ольминский. Треск раздался довольно громкий, и скромные ученики Маркса, возымевшие превеликую дерзость не только "твердить зады", но и воспользоваться марксовым познавательным оружием для теоретического овладения новыми общественными явлениями, были зело огорошены и озадачены:

"откуда мне сие, иде-же мужа не знаю".

Однако кроме шума и пушечных газов у т. Ольминского ничего не получилось - выстрел оказался холостым и книжечка осталась невредимой.

Первым делом пушкарь заподозревает нас в меньшевизме и устанавливает духовное родство с Мартовым. В превеликом смущении и трепете читали мы откровение т.

Ольминского:

Из сопоставления цитат мы наталкиваемся на факт, казавшийся невероятным, - на тот факт, что и Бухарин*2, и Мартов оказываются в одном лагере, в лагере ревизионистов (критиков) по отношению к Марксу.

Но смущение и трепет не помешали нам попытаться сопоставить те цитаты, которые "сопоставлял" т. Ольминский. Что же получилось? А вот что:

Мартов пишет:

Состояние мира сейчас настолько исключительно, настолько не укладывается в наши привычные схемы марксистского анализа, что вывести основную линию развития требует новой научной работы, которая во многом дополнила бы и может быть изменила бы экономическую концепцию Маркса.

Мы спрашиваем: "Годятся или не годятся те методологические приемы и те "мыслительные категории", которые употреблялись Марксом по отношению к капиталистическому обществу, годятся ли они теперь, в эпоху ломки капитализма и закладывания нового общественного фундамента" (стр. 123). Вся глава называется:

"Экономические категории капитализма в переходный период". В приводимой Ольминским цитате констатируется факт, что при анализе хозяйства переходного периода старые понятия теории капиталистического хозяйства "моментально отказываются служить". Почему? Потому, что речь идет не об анализе капиталистического хозяйства, не о теории товарного хозяйства, а об анализе какой-то смешанной формы.

Из нашего законного сомнения в возможности анализировать не капиталистическое и не товарное хозяйство, пользуясь основными специфически товаро-хозяйственными категориями, т. Ольминский делает для него вполне понятный вывод:

Итак (это "итак" прямо великолепно!), по Бухарину, старые понятия марксизма (вообще? Б. и П.) теперь "моментально отказываются служить", старые орудия марксистской мысли (вообще? Б. и П.) "дают осечку" и необходимо относиться к ним "критически".

Мы думаем, что читатели, вероятно, прочитав все эти "изумительные" выводы и "научные" открытия т. Ольминского, последовали совету Кузьмы Пруткова, рекомендовавшего, узревши на клетке со слоном надпись "буйвол", не верить глазам своим. Ведь всякому элементарно-осведомленному марксисту должно быть ясно, что исторические категории Маркса имеют значение для определенной исторической формы хозяйства и что из признания исторического характера за историческими категориями не вытекает то, что вообще от "старых орудий марксистской мысли"

должно отказаться.

В поучение т. Ольминскому (да простят нас теоретически грамотные марксисты)

приведем несколько дословных выписок из Маркса об исторически преходящем значении категорий его политической экономии.

Уже в "Святом Максе" Маркс знал, что "земельная рента, прибыль и т. д. - хозяйственные формы частной собственности - суть общественные отношения, соответствующие определенным ступеням производства" (стр. 195).

В "Нищете" эта мысль приобретает чеканную ясность: "Экономические категории суть "теоретическое выражение тех исторических отношений производства, которые сами соответствуют определенным ступеням развития этого материального производства".