Кавалер Сен-Жюст - [76]

Дантонист, связанный с эбертистами, скомпрометированный в переговорах с иностранными кругами, заподозренный в шпионаже, Эро ждал ареста с начала нивоза. Однако, отстранив от работы в Комитете, его тогда все же не тронули: был необходим достаточно веский предлог, который при этом не раскрыл бы тайн Комитета.

25 вантоза революционный комитет секции Лепельтье задержал некоего Катюса, обвинявшегося в связях с эмигрантами. Оказалось, что арестованный проживал на квартире Эро и исполнял обязанности его секретаря; мало того, при известии об этом аресте Эро в сопровождении депутата Симона отправился в кордегардию, где находился Катюс, и попросил свидания с ним. Свидание разрешили, но тотчас известили Комитет общей безопасности, который по закону, запрещавшему поддерживать отношения с эмигрантами и сохранять связь с заключенными, приказал задержать обоих народных представителей и отправить их в Люксембургскую тюрьму.

Между тем соратники Эро не скрывали бурной радости по случаю осуждения и казни соперников. Именно в эти дни Тальен, Бурдон и Делакруа возобновили атаки в Конвенте; нещадно пороча Бушотта как креатуру ультра, они добивались его ареста, в то время как Демулен, словно забыв о своей кампании «милосердия», аплодировал стуку гильотины 4 жерминаля. И только один из «снисходительных» не обнаруживал ни малейшей радости; это был вождь фракции Жорж Дантон.

Сен-Жюст внимательно наблюдал за поведением Дантона в Конвенте. Тот старался быть по-обычному шумным и держаться непринужденно, будто все происшедшее его не касалось. Он выступил даже в защиту Парижской Коммуны — приюта врагов умеренных. Сен-Жюсту казалось, что он понимает причину этого. Титан не мог радоваться гибели своих возможных союзников: отсечение одной из ветвей иностранного заговора влекло на эшафот и вторую. По-видимому, титан делал последние усилия, пытаясь сбросить навалившуюся глыбу.

Действительно, 29 вантоза, поднявшись на защиту Коммуны, Дантон выступал в Конвенте последний раз. Потом он замолчал.

О необходимости устранения Дантона первым сказал не Сен-Жюст.

Первым сказал Бийо-Варенн.

Это произошло ночью в Комитете, когда, уставшие до изнеможения и злые от усталости, они молча сидели в зале с колоннами. Каждый показывал, будто занят своим, но никто ничем не занимался, ибо позади был трудный день, а впереди ждал неприятный разговор, и каждый думал об одном и том же, о единственном, что волновало сегодня, думал, но не решался заговорить.

И тогда Бийо-Варенн, отбросив в сторону перо и отодвинув чистый лист, заметил:

— С ними нужно кончать.

Робеспьер не сразу и очень тихо спросил:

— О ком это ты, Бийо?

— А ты не понимаешь? — ухмыльнулся Бийо. — Я говорю о Дантоне и его прихвостне.

Робеспьер не поинтересовался, кто такой «прихвостень», он вскочил, очень бледный, и крикнул срывающимся голосом:

— Я не позволю трогать лучших патриотов!

— Это Дантон-то «лучший патриот»? — со скверной улыбкой спросил Бийо.

А Сен-Жюст сказал:

— Бийо прав. Их нужно устранить, или республика погибнет.

Ленде встал и побрел к двери.

— Полагаю, все мы слишком устали, — поднялся Карно. — Сейчас не время говорить о таких серьезных вещах. — И он тоже вышел.

— Крысы, — сказал Колло.

Робеспьер сел на место. Руки его дрожали.

— Выпей воды, — сказал Барер, услужливо пододвигая стакан.

— Я не позволю трогать лучших патриотов, — повторил Робеспьер, на этот раз тихим голосом.

С этого началось, и произошло это еще в вантозе. На одном из следующих заседаний Комитета Бийо вынул из кармана смятый листок и сказал:

— Казненные злодеи готовили свержение правительства. Подлый Эбер собирался, уничтожив комитеты, передать власть диктатору, «великому судье». Знаете, кого он прочил на этот пост?

— По-моему, Паша, — сказал Карно.

Бийо бросил на стол свой листок.

— Вот материал, взятый только что у Фукье. «Великим судьей» должен был стать не Паш, а Дантон. Недаром Дантон говорил при свидетелях: «Ну и люблю же я этого парня, Эбера».

Сен-Жюст ждал ответа Неподкупного. Но на этот раз Робеспьер не проронил ни слова.

— А знаешь, — сказал он Сен-Жюсту несколько дней спустя, — я виделся недавно с Дантоном. Встречу устроил твой друг Добиньи.

«Я всегда догадывался, что Вилен косит направо», — подумал Сен-Жюст. Подробности он узнал у самого Добиньи.

Встреча произошла у шефа бюро внешних сношений Эмбера, пригласившего, кроме двух бывших друзей, министра Дефорга, Лежандра и Паниса («Одни дантонисты», — отметил Сен-Жюст). В разговоре Панис заметил, что разногласия между двумя трибунами огорчают патриотов. Дантон, подхватив эту реплику, воскликнул, что не может понять равнодушия Робеспьера. Неподкупный промолчал. Тогда Дантон принялся бранить «двух шарлатанов, дурачащих Робеспьера» — Бийо и Сен-Жюста. «При твоей морали, — заметил Робеспьер, — никогда не оказалось бы виновных». — «А разве это было бы тебе неприятно? — возразил Дантон. — Надо прижать роялистов, но не смешивать виновного с невиновным». Робеспьер нахмурился: «А кто тебе сказал, что погиб хоть один невиновный?» После такого ответа Дантон притих. Кто-то предложил врагам расцеловаться и забыть старое. Дантон с готовностью подчинился. Робеспьер подставил щеку.