Кавалер дю Ландро - [42]

— Вы хотите мне доказать, что мы будем защищать не человека, а страну, которую он узурпировал?

— У кого он ее узурпировал? Мне кажется, у Республики.

— А может быть, у Людовика XVIII?

— Не будем спорить. Мнения могут быть разными, но не действия.

— Небольшое отличие!

— Форма, кокарда, которую мы носим, уже подразумевают священные обязательства по отношению к армии. Надевая их, вы, добровольно или нет, встаете под наши знамена.

— Я знаю.

— В таком случае, не считаете ли вы возможным идти с нами до конца?

— Вы взываете к моей чести?

— Да. Зная, что если вы дадите свое слово, то сдержите его.

— Что я смогу сделать без моих товарищей? Они выбрали меня своим командиром, но это просто шутка.

— Я в этом не уверен.

— Вы ошибаетесь. Еще неделю назад они меня не знали, может быть, слышали только об одной неприятной истории, о которой и вы, несомненно, осведомлены… А сейчас они меня выбрали потому, что они в непривычных условиях, приближается опасность, и, извините, потому, что у меня луженая глотка и я гогочу громче всех.

Сегюр внезапно рассмеялся и так же резко оборвал смех.

— Послушайте меня, — снова заговорил он. — Вы попали в черные списки как роялистский мятежник. Я получил из Парижа касающиеся вас инструкции. Возможно, через несколько дней придет приказ отправить вас в Париж…

— Префект меня все-таки одурачил! Если я когда-нибудь вернусь к себе, я отрежу ему уши! О! Маленькая грязная обезьяна!

— Лучше сначала отрезать уши русским. Я не собираюсь вас отпускать. Я не знаю, замешаны вы или нет в каком-нибудь заговоре. В любом случае, если я получу этот приказ из Парижа, я возьму на себя ответственность не выполнить его и оставить вас в полку. Да, господин, я решил отвечать за вас своей честью, если вы обещаете отвечать за ваших товарищей.

Сегюр протянул ему руку. Глаза шевалье блестели. Эта манера говорить и действовать нравилась ему.

— Договорились?

— Договорились, мой генерал!

— Прекрасно! А теперь за стол.

Шевалье набросился на еду и напитки с волчьим аппетитом. Сегюр был еще молод и неутомим. Влюбленный в книги и зараженный страстью к литературе, он уже многие годы жил в походах и проводил больше времени в седле, чем в кресле. Они отдали должное огромному жаркому, затем двум немаленьким курицам и наконец закусили фрикасе из куропатки, все это залив несколькими графинами доброго розового вина. Затем проглотили несколько чашечек обжигающего кофе и запили парой стаканчиков крепкой водки. Чтобы «торжественно закончить ужин», Сегюр приказал принести шампанского. Он был уже достаточно пьян, чем можно объяснить неосторожность, которая чуть было не пустила все насмарку. Он поднял свой бокал с шампанским и, щелкнув каблуками, воскликнул:

— За здоровье императора!

Ландро побледнел. Однако он поднял свой бокал, но так сжал его в руке, что осколки стекла посыпались на стол.

— Есть император и есть родина, мой генерал, — сказал он глухим голосом, — но у Ландро есть только одно… Прежде чем уйти от вас, могу я задать вам вопрос? Вы обо мне неплохо осведомлены, насколько я могу судить. Но вы не знаете, что я был гусарским лейтенантом. Вам рассказали много интересных историй, но вы не знаете, что я был в России вместе с Десландом, таким же лейтенантом, гусаром.

— Я об этом знаю. Я считаю, что этот нелегкий опыт делает вам честь. Раз у нас зашел об этом разговор, я тоже хотел бы задать вам вопрос. Мне нужны офицеры. Если вы согласитесь, я дам вам эполеты, вернее, верну их вам.

«В словах префекта была и правда, — подумал Юбер. — Сегюр действительно сам себе выбирает офицеров».

— Если вы вернете их и Десланду, — сказал он.

— Я согласен. Вернуться из России и снова поступить на службу, это стоит для меня больше, чем высокое происхождение или большое состояние. А представьте себе, что будет, когда придет приказ полиции из Парижа. И как им там, наверху, не понравится: Сегюр вместо того, чтобы исполнять приказы, окружает себя подозрительными личностями. Какую игру он ведет? — подумают они.

Ландро, еще крепко державшийся на ногах, испустил свое странное ржание. Но Сегюр не обратил на это никакого внимания. Расставание было сердечным.

На следующий день, как только Сегюр появился в расположении полка, к нему направился Ландро. Генерал подумал, что за ночь шевалье переменил свое решение. Но Ландро уже приступил к «службе», он серьезно воспринял происшедшее накануне, и не в его правилах было отказываться от своего слова.

— Все нормально прошло? Вы не поздно вернулись?

— Достаточно рано, мой генерал, чтобы предупредить драку. По ошибке или по недосмотру одну кровать разделили сын эмигранта и сын покупателя «национального имущества».

— Я подумал, что они кузены. У них одна фамилия.

— Представьте, что если бы Ажерон принял имя Ландро, то его сын был бы моим соседом по койке. Если и дальше так будет продолжаться, ничего хорошего не получится.

Да, нелегко было составить полк, достойный сопровождать императора, из таких рекрутов. Сегюр решил показать на собственном примере, как надо относиться к службе. Забыв о своих генеральских звездах, он стал инструктором, воспитателем, ревниво следя за тем, чтобы его гвардейцы жили с комфортом. Его активность вызывала удивление среди горожан и у офицеров других полков, расквартированных в Туре. Он присутствовал ка всех занятиях, сам объяснял приемы обращения с оружием и, не колеблясь, брал в руки вилы, чтобы показать этим молокососам, как надо убирать навоз из конюшни. Он добился для своих солдат поставки вина, достал для них лучшие кровати, каждому по одеялу и отменил прием пищи из солдатского котелка. Во всей армии только Старая гвардия не ела из солдатского котелка, и это была завидная привилегия. Короче, не имея большого выбора, он старался всеми возможными способами поддерживать самоуважение своих людей. Глядя на первые эскадроны, закончившие курс обучения и ловко маневрировавшие перед вновь прибывшими рекрутами, собранными ввиду ожидаемой новой войны, Сегюр любовался быстротой и точностью их движений. Первый успех ввел его в заблуждение. Он считал, что любим своими гвардейцами, и это было правдой, но он глубоко заблуждался насчет их лояльности. Один из его друзей, жандармский генерал, пришел однажды к нему предупредить о зреющем заговоре: