Каторжник император. Беньовский - [20]

   — Только порознь! Знаем таких голубчиков.

Встречаться ссыльным, однако, не возбранялось. Раз в неделю их навещал унтер-офицер из местной воинской команды, чтобы удостовериться, не сбежали ли они, да расспросить хозяев о поведении новых постояльцев. Ничего предосудительного хозяева сообщить не могли. А в целом Беньовский и Винблад были предоставлены сами себе. Швед обычно приходил к Морису Августу, и они отправлялись бродить по городу, знакомясь с Казанью.

На высоком холме, господствующем над городом, возвышался кремль, заложенный ещё Иваном Грозным сразу же после покорения Казанского ханства[19]. В кремле каменные громады древних соборов, Спасо-Преображенский монастырь, резиденция губернатора и казармы воинской команды. Кремлёвский холм отделён от города, вытянувшегося вдоль речки Казанки, притока Волги, широким оврагом. В городском центре дома каменные. Лавки купцов, присутственные места, пожарная каланча. А отойдёшь в сторону от центра — и видишь деревянные дома и домишки, среди которых выделяются помещичьи особняки, облепленные со всех сторон верандами и хозяйственными пристройками. Все строения сравнительно новые и поэтому, ещё не успели почернеть. Они воздвигнуты уже после страшного пожара 1748 года, почти начисто уничтожившего деревянную Казань. Старожилы ещё помнят об этом опустошительном бедствии и охотно делятся воспоминаниями. Как во всяком российском городе, в Казани много церквей, самых разнообразных, больших и малых, с луковичными, сферическими и шатровыми куполами. К собственно городу примыкают татарские слободки, ощетинившиеся пиками минаретов. По православным праздникам Казань оглашается разноголосым колокольным звоном, а по мусульманским — надрывными, гортанными призывами муэдзинов.

Первые дни и были посвящены знакомству с городом. Выходили на Волгу. Чтобы достичь её, надо было миновать обширные заливные луга и озера Большой и Малый Кабан. Волга здесь куда шире, чем Дунай у Вены. На пристани шумная, крикливая толчея. Во время весеннего половодья река выходит из берегов и широко разливается, достигая города. Но это время года миновало, и Волга вернулась в своё обычное русло.

Во время первой же прогулки Беньовский твёрдо сказал шведу:

   — Надо, Адольф, осваивать русский язык, если мы намерены чего-нибудь достичь в этой стране. Без языка мы беспомощны. Я пытался разговориться с моим хозяином и его приказчиком, и ничего из этого не вышло. Я говорил по-польски в надежде, что родственный славянский язык будет им понятен. И это вызвало только смех.

   — О, эти варварские славянские языки мне плохо даются, — сердито буркнул Винблад.

   — И всё-таки учите русский язык, майор.

Не в пример шведу Морис Август Беньовский успешно овладел новым для него языком, и за короткое время. Помогли природные способности и настойчивость. Кроме родного венгерского и польского он прилично владел немецким и французским. Зная четыре языка, Морис без большого труда овладел ещё одним. Он не упускал ни одного случая, если представлялась возможность попрактиковаться в разговоре. Пытливо вслушивался в деловые беседы хозяина, Степана Силыча, с приказчиком, крещёным татарином Митькой, проворным и весёлым малым. Нередко купец покрикивал на Митьку:

   — Чтоб тебя черти унесли к твоим шайтанам.

За столом в верхней зале с образами в тяжёлых серебряных окладах и кадками с лимонными деревьями Морис обратился к хозяину с вопросом:

   — Прошу, пан Стефан... Вы сказали Димитрию: «Чтоб тебя черти унесли к шайтанам». Черти — это я понимаю. А кто такие шайтаны?

За столом поднялся смех. Заливисто смеялась детвора. Гремел хриплым смешком, постукивая костылём по половице, квартирант Сабельников, отставной поручик. Робким хихиканьем отвечал ему семинарист Воскресенский, учитель хозяйских детей.

   — Всё бы тебе знать. Любознательность дело хорошее, — откликнулся Вислогузов, поглаживая окладистую бороду. — Да будет тебе известно, что шайтан — это тот же чёрт, только татарской породы. А подробнее про него тебе Митька расскажет.

   — А, татарский чёрт... Понятно, пан Стефан.

   — Да не обзывай ты меня на твой бусурманский лад. Какой я тебе пан? Зови меня Степаном Силычем или просто Силычем.

   — Что значит Силыч? Сын Силы?

   — Точно. Сообразительный пан. Батюшку моего Силой Фомичом звали.

Бывало, Морис Август заходил в лавку, где хозяйничал Митька, шустрый и улыбчивый с покупателями. Когда заходили татары, приказчик бойко балагурил с ними на своём родном языке, сыпал прибаутками. Если же заходил русский, с виду человек солидный и состоятельный, Митька восклицал на всю лавку:

   — Лучшие в Казани товары у Вислогузова. Покупайте только у Вислогузова. Есть прекрасный московский атлас... Свежая астраханская икра...

   — Мне бы вот это... — неуверенно отвечал покупатель, указывая тростью на полку.

   — Как вам угодно, достопочтеннейший.

Митька снимал с полки груду товаров и раскладывал на прилавке, расхваливая на все лады и то и другое. В сторонке выстраивались немой шеренгой младшие приказчики и мальчишки-подростки для услуг. Наконец покупатель, чтобы заставить назойливого Митьку умолкнуть, выбирал какую-то безделицу. Приказчик велеречиво хвалил его тонкий вкус и передавал покупку мальчику.