Каторга - [67]

Шрифт
Интервал

И Позульский предпочел смерть такой жизни и зарезал.

На Сахалине некто Капитон Зверев зарезал доктора Заржевского. Это был доктор старого закала, каких очень любили господа смотрители. Для него не было больных и слабосильных. Когда являлись на освидетельствование, он, обыкновенно, писал: "Дать пятьдесять розог". Зверев надорвался на работе, не был в состоянии выполнять "уроков" и, получив массу "лоз", явился к доктору отпроситься от работ. Доктор Заржевский прописал ему свой обычный "рецепт". Тогда Зверев выхватил заранее приготовленный нож и зарезал доктора. Это было еще в те времена, когда вешали.

- А не боялся, что повесят? - спрашивал я Зверева.

- Даже удивились все, как я от веревки ушел. Уверен был, что повесят.

- Зачем же делал это?

- Да устал больно на кобылу ложиться. Так решил: лучше уж смерть, чем этакая жизнь.

- Ну, и покончил бы с собой.

- А он, мучитель, других мучить будет? Нет, уж так решил: ежели мне конец, то пусть уж другим хоть лучше будет. Помирать, - так не одному.

Антонов-Балдоха, долго наводивший на Москву трепет, как один из коноводов гремевшей когда-то шайки "замоскворецких баши-бузуков", все время ждал, что "поймают, - беспременно повесят". Так ему и другие товарищи говорили. Это заставляло его только, по его выражению, "работать чисто".

- Возьмешь что, - бьешь. Потому уличить может, зачем в живых оставлять, - веревка.

Страх смертной казни заставляет преступника быть более жестоким, это часто. Останавливает ли от преступления? Факты говорят, что нет.

Не следует забывать об одном важном, так сказать, элементе преступной натуры, - о крайнем легкомыслии преступника. Всякое наказание страшит преступника, но он всегда надеется, что удастся избежать и не быть открытым. Разберите большинство преступлений, и вас, в конце-концов, поразит их удивительное легкомыслие.

- Почему же ты убил?

- Слыхал, что деньги есть.

- Ну, а сам ты знал, есть ли деньги, сколько их?

- А почем я мог знать? Не знал. Люди говорили, будто есть. Ан, не оказалось.

- Да ведь, оставив в стороне все прочее, ведь, идя на такое дело, ты рисковал собой?

- Известно.

- Как же ты, рискуя всей своей жизнью, не знал даже из-за чего ты рискуешь?

Что это, как не крайнее легкомыслие!

Или:

- Убил, потому, - мужик богатый. Думал, возьму тыщи две. Хату нову построю, своя-то больно развалилась.

- Так. Ты был, говоришь, мужик бедный?

- Беднеющий.

- И вдруг бы хату новую построил. Все бы удивились: на какие деньги? А тут рядом богатый сосед убит и ограблен. У всякого бы явилось на тебя подозрение.

- Оно, конечно, так. Известно, ежели б раньше все обмозговать, может, лучше б и не убивать. Да так уж в голову засело: убью да убью, хату нову поставлю, своя-то уж больно развалилась.

Или: убил, ограбил и ушел в притон, начал пьянствовать, хвастаться деньгами, - там его и накрыли. А человек бывалый: был стрелком, форточником, поездошником, парадником, громилой. Прошел все стадии своего ремесла, - ничем другим, кроме краж, в жизни не занимался. Должен знать все "насквозь".

- Ну, зачем же пьянствовать сейчас же пошел, - да еще куда? Знаешь ведь, что, случись грабеж, полиция первым делом в притон бросается: там вашего брата ищет.

- Известно. Это у нее дело первое.

- Ну, зачем же шел?

- Думал, что на поезд пойдут искать. Будут думать, что из города уехал.

Это изумительное легкомыслие заставляет их и с Сахалина бежать. Люди знают, что идут на верную смерть, что впереди Татарский пролив, лесная пустыня, а идут, потому что "надеются".

Этого легкомыслия не пересилит даже страх веревки.

С другой стороны, есть люди, которых, как Позульского, толкают на преступление обстоятельства: ему лучше умереть.

С третьей стороны, можно человека, как Зверева, довести до такого состояния, когда смерть покажется благом.

Наконец не следует забывать, что не всегда преступления на Сахалине совершаются по личной инициативе. Очень часто они совершаются по приговору каторги человеком, на которого пал жребий. Для такого человека нет выбора: исполнит или не исполнит он приговор каторги, - его одинаково ждет смерть.

Я не собираюсь писать трактата о смертной казни вообще. Моя задача гораздо более узкая: сказать то, что я знаю о смертной казни на Сахалине.

Но несомненно, что один из главных доводов, который приводят противники смертной казни, - "непоправимость наказания" в случае ошибки правосудия, - нигде не выступает так ярко, как именно на Сахалине. Нигде он не витает таким страшным призраком.

Правосудие ошибается повсюду. Но вряд ли где так трудно избежать ошибки, как на Сахалине. Производить следствие там, где вы должны допрашивать без присяги, где ничто уже не грозит за лжесвидетельство, производить следствие в среде исключительно преступной, нищей, голодной, в среде, где люди продаются и покупаются за десятки копеек, где ложь перед начальством - обычай, а укрывательство преступников - закон, - производить следствие, творить суд в такой среде, при таких обстоятельствах особенно трудно.

Тут труднее, чем где бы то ни было, узнать истину. И правосудию, окруженному непроходимой ложью, нигде так не легко впасть в ошибку.


Еще от автора Влас Михайлович Дорошевич
Песни каторги

«Славное море, священный Байкал», «По диким степям Забайкалья» — сегодня музыкальная культура непредставима без этих песен. Известностью своей они обязаны выходцу из Швеции В. Н. Гартевельду; этот композитор, путешественник и этнограф в начале XX в. объехал всю Сибирь, записывая песни каторжан, бродяг и коренного сибирского населения. Концерты, на которых исполнялись обработанные Гартевельдом песни, впервые донесли до широкой публики сумрачную музыку каторжан, а его сборник «Песни каторги» (1912) стал одним из важнейших источников для изучения песенного фольклора сибирской каторги.


«Бешеные деньги»

«Я, право, не знаю, что вам написать об этом спектакле.Мне вспоминается один эпизод, случившийся с М.Г. Савиной, кажется, в Полтаве.После спектакля артисты с гастролершей ужинали в ресторане, на террасе, закрытой густо разросшимся диким виноградом…».


Поэтесса (Рассказ одного критика)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


«Монна-Ванна» Метерлинка

«Есть такой еврейский анекдот.Старый еврей рассказывает:– Ай, ай, ай! До чего нынче народ шарлатан пошел.– А что?– Присватался к нашей дочке один себе жених…».


A.B. Барцал, или История русской оперы

«В Большом театре Мазини и Станио чаровали публику в „Трубадуре“. Красавец Станио сверкал в „Пророке“. Молодой Мазини увлекал каватиною в „Фаусте“.Дезире Арто потрясала в Валентине. Джамэт гремел своим „Пиф-паф“ в Марселе и песнью о золотом тельце в Мефистофеле…».


«Не было ни гроша, да вдруг алтын»

«На самом краю Москвы, в лачуге, живет старик, отставной чиновник Крутицкий.Он ходит по папертям просить милостыню и посылает нищенствовать жену и племянницу.В доме у Крутицкого пьют, вместо чаю, липовый цвет. А вместо сахару служит изюм, который старик подобрал около лавочки.И когда Крутицкий умирает, – в его шинели находят зашитыми в поле сто тысяч…».


Рекомендуем почитать
В краю непуганых птиц

Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) - русский писатель и публицист, по словам современников, соединивший человека и природу простой сердечной мыслью. В своих путешествиях по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков. О начале своего писательства Пришвин вспоминает так: "Поездка всего на один месяц в Олонецкую губернию, я написал просто виденное - и вышла книга "В краю непуганых птиц", за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке".


Наш начальник далеко пойдет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Два товарища

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чемпион

Короткий рассказ от автора «Зеркала для героя». Рассказ из жизни заводской спортивной команды велосипедных гонщиков. Важный разговор накануне городской командной гонки, семейная жизнь, мешающая спорту. Самый молодой член команды, но в то же время капитан маленького и дружного коллектива решает выиграть, несмотря на то, что дома у них бранятся жены, не пускают после сегодняшнего поражения тренироваться, а соседи подзуживают и что надо огород копать, и дочку в пионерский лагерь везти, и надо у домны стоять.


Немногие для вечности живут…

Эмоциональный настрой лирики Мандельштама преисполнен тем, что критики называли «душевной неуютностью». И акцентированная простота повседневных мелочей, из которых он выстраивал свою поэтическую реальность, лишь подчеркивает тоску и беспокойство незаурядного человека, которому выпало на долю жить в «перевернутом мире». В это издание вошли как хорошо знакомые, так и менее известные широкому кругу читателей стихи русского поэта. Оно включает прижизненные поэтические сборники автора («Камень», «Tristia», «Стихи 1921–1925»), стихи 1930–1937 годов, объединенные хронологически, а также стихотворения, не вошедшие в собрания. Помимо стихотворений, в книгу вошли автобиографическая проза и статьи: «Шум времени», «Путешествие в Армению», «Письмо о русской поэзии», «Литературная Москва» и др.


Сестра напрокат

«Это старая история, которая вечно… Впрочем, я должен оговориться: она не только может быть „вечно… новою“, но и не может – я глубоко убежден в этом – даже повториться в наше время…».