Катилинарии. Пеплум. Топливо - [74]

Шрифт
Интервал


(Расхохотавшись.) Ну вот! Я уверен, что вам уже не так холодно.

Марина (возмущенно). И вам не стыдно?

Профессор. Напротив! Я же вас согрел.

Марина. Не согрели, а заледенили. От нелепости стынет кровь.

Профессор. Это вы нелепы! Кого вы тут передо мной изображаете? Оскорбленную невинность? Чем же я запятнал ваше неприкосновенное тельце?


Марина не отвечает, возвращается на прежнее место и садится, злобно глядя на профессора. Снова съеживается, обхватив колени руками.


Вы, может быть, вообразили, что я вас домогаюсь? (Молчание.) Увы, должен вас разочаровать, и не думаю. (Молчание.) Вы слишком тощая, чтобы возбудить желание.

Марина (вкрадчиво). Кто здесь говорит о желании, профессор?

Профессор (вдруг вспылив). Вы сами прекрасно знаете! Стоит мужчине и женщине оказаться в комнате наедине, люди только об этом и думают!

Марина (все так же вкрадчиво). Люди? Люди ничего не говорят. И немудрено: здесь никого нет, кроме нас с вами. О желании заговорили вы.

Профессор (со вздохом встает). Ладно, Марина, хватит. Не пытайтесь воспользоваться ситуацией. (Идет к книжным полкам и поворачивается к ней спиной.)

Марина. Как, интересно, я могу этой ситуацией воспользоваться?

Профессор (рассматривая книги). Ну-ну, стройте из себя дурочку, вам это очень идет.


Она пожимает плечами, встает, поднимает брошенную на пол книгу, идет к печке и опускается перед ней на колени. Ищет спички. Все это она делает открыто, не прячась. Профессор оборачивается и видит ее.


Могу я узнать, что вы затеваете?


Марина не отвечает, находит спички и собирается разорвать книгу.


Вы спятили?

Марина (с надрывом). Мне холодно. (По-прежнему стоит на коленях.)

Профессор. Это всем известно.

Марина (с надрывом). Нет, не известно! Если бы знали, если бы только знали, какой это кошмар, меня бы уже кто-нибудь согрел! Если бы вы могли себе представить, какие муки я терплю, вы бы сейчас же сожгли все ваши книги! Вы не знаете, никто не знает – никто, никто не допустил бы, чтобы человек мучился так, как я мучаюсь!

Профессор. Думаете, вы единственная?

Марина. Понятия не имею, и какая разница? Я в аду! (По-прежнему стоя на коленях, колотит кулаками по полу и кричит.) Я в аду! В аду! В аду! В аду!

Профессор (бросается на нее, навалившись сзади, зажимает ей рот обеими руками). Замолчите, ведьма! (Она вырывается, падает ничком, он падает на нее, но руки разжимает.)

Марина (сдавленным голосом). Почему я должна молчать? Все равно никто не слышит.

Профессор(все еще лежа на ней). Именно потому, что никто не слышит.

Марина. Значит, я никому не мешаю.

Профессор. Мешаете – мне.

Марина. Почему? Вам-то что?

Профессор (выпрямляется и встает, отпустив ее. Она остается сидеть на полу). Я не выношу женских истерик.

Марина (смеется злым смехом). Ах, бедняжка! Вынужден терпеть вопли истерички! (Сгибается и падает ничком от смеха.) Ах, какая печальная участь! (Смеется, но очень быстро ее смех переходит в судорожные рыдания.)

Профессор (стоит, глядя на нее с презрением). Ну вот, теперь слезы! И какой толк плакать?

Марина. Хочу и плачу! (Рыдает, потом, немного успокоившись, встает на колени. По ее щекам текут слезы.) И потом, от этого теплее. Вы замечали, профессор, что слезы всегда теплые? (Теперь она говорит очень тихо, собирает слезы пальцами, рассматривает их в ладони.) Как странно: почему слезы теплые? Откуда это тепло? Не может быть, чтобы из моего тела, потому что во мне все замерзло. Почему природа так распорядилась, чтобы слезы были теплыми?

Профессор (он уже сел). Теперь ударились в дебри метафизики! Почему Богу угодно, чтобы слезы были теплыми?

Марина (кротко). Я не говорю о Боге. Но это хорошо, что слезы теплые. Так хорошо! Вспоминается горячий душ, я его часто принимала до войны. Такой горячий, что ванная запотевала. Я бы все отдала, все и сверх того, за горячий-прегорячий душ.

Профессор. «Все и сверх того» – а что, собственно, вы можете отдать, крошка? Кроме одежды, что на вас, у вас ничего нет. А кому нужна ваша одежда?

Марина (вздрагивает). С одеждой я не расстанусь ни за какие сокровища!

Профессор. А вам их никто и не предлагает.

Марина. Почему вы так суровы со мной, профессор?

Профессор (встает, подходит к ней, взяв за руки, бережно поднимает и не выпускает ее рук). Я с вами не суров. Я всего лишь пытаюсь вправить вам мозги.

Марина. Вокруг города найдется достаточно варваров, которые сделали бы это лучше – с помощью пули.

Профессор. Не смешно, Марина. (Он по-прежнему держит ее за руки. Сцена почти идиллическая.)

Марина. Зачем цепляться за жизнь, профессор?

Профессор. Умереть не так-то легко.

Марина. Ничего подобного. Знаете, как поступают те, кто хочет умереть? Надевают свою самую красивую одежду и гуляют по главной площади, пока не получат пулю от какого-нибудь снайпера.

Профессор. У вас нет красивой одежды, Марина.

Марина (с улыбкой). Я думаю, эта мелочь не смутила бы варваров.

Профессор. Зато меня бы смутила.

Марина (смеется). Вас бы смутило, что я умру плохо одетой?

Профессор. Нет, просто – что вы умрете.

Марина. Почему? Вам бы не пришлось больше жечь ваши драгоценные книги. Вы наконец вздохнули бы спокойно.

Профессор. Я очень хорошо к вам отношусь, Марина.


Еще от автора Амели Нотомб
Косметика врага

Разговоры с незнакомцами добром не кончаются, тем более в романах Нотомб. Сидя в аэропорту в ожидании отложенного рейса, Ангюст вынужден терпеть болтовню докучливого голландца со странным именем Текстор Тексель. Заставить его замолчать можно только одним способом — говорить самому. И Ангюст попадается в эту западню. Оказавшись игрушкой в руках Текселя, он проходит все круги ада.Перевод с французского Игорь Попов и Наталья Попова.


Словарь имен собственных

«Словарь имен собственных» – один из самых необычных романов блистательной Амели Нотомб. Состязаясь в построении сюжета с великим мэтром театра абсурда Эженом Ионеско, Нотомб помещает и себя в пространство стилизованного кошмара, как бы призывая читателяне все сочиненное ею понимать буквально. Девочка, носящая редкое и труднопроизносимое имя – Плектруда, появляется на свет при весьма печальных обстоятельствах: ее девятнадцатилетняя мать за месяц до родов застрелила мужа и, родив ребенка в тюрьме, повесилась.


Гигиена убийцы

Знаменитый писатель, лауреат Нобелевской премии Претекстат Tax близок к смерти. Старого затворника и человеконенавистника осаждает толпа репортеров в надежде получить эксклюзивное интервью. Но лишь молодой журналистке Нине удается сделать это — а заодно выведать зловещий секрет Таха, спрятанный в его незаконченном романе…


Ртуть

Любить так, чтобы ради любви пойти на преступление, – разве такого не может быть? А любить так, чтобы обречь на муки или даже лишить жизни любимого человека, лишь бы он больше никогда никому не принадлежал, – такое часто случается?Романы Амели Нотомб «Преступление» и «Ртуть» – блестящий опыт проникновения в тайные уголки человеческой души. Это истории преступлений, порожденных темными разрушительными страстями, истории великой любви, несущей смерть.


Счастливая ностальгия. Петронилла

Впервые на русском – два новых романа Амели Нотомб.Порой мы подолгу гадаем, откуда в нас та или иная черта, отчего мы поступаем так или иначе. Ключи к разгадке лежат в детстве, раннем детстве. Его события ложатся на дальние полки подсознания и оттуда тайно управляют нашими поступками. Знаменитая французская писательница Амели Нотомб провела свое детство и юность за морями-океанами, в далекой Японии, где ее отец находился на дипломатической службе, и именно эта страна для нее навсегда определила вкус счастья.


Аэростаты. Первая кровь

Блистательная Амели Нотомб, бельгийская писательница с мировой известностью, выпускает каждый год по роману. В эту книгу вошли два последних – двадцать девятый и тридцатый по счету, оба отчасти автобиографические. «Аэростаты» – история брюссельской студентки по имени Анж. Взявшись давать уроки литературы выпускнику лицея, она попадает в странную, почти нереальную обстановку богатого особняка, где ее шестнадцатилетнего ученика держат фактически взаперти. Чтение великих книг сближает их. Оба с трудом пытаются найти свое место в современной жизни и чем-то напоминают старинные аэростаты, которыми увлекается влюбленный в свою учительницу подросток.


Рекомендуем почитать
В ритме свинга

Она преподаватель в университете. Разумеется, одинока. Безусловно, стерва. Не потому, что положила все для науки и преподавательской деятельности. Отнюдь. Просто не любит компромиссов не в чем — ни в работе, ни в личном жизни. Стало быть, идеального мужчину не встретила в виду его отсутствия в природе. Он студент. Чертовски обаятелен и привлекателен.


Любить — значит жить

С тех пор, как Гейл Патнер рассталась с шотландцем Яном Далмиером, прошло три года. Ей кажется, что она смогла забыть его. Став женой Билла Кардью, она вместе с ним уезжает в Шотландию, и там вновь встречает свою первую любовь. Выясняется, что причиной их разлуки были интриги и наветы родственников. С новой силой вспыхивает былая страсть, и Гейл предстоит решить, останется ли она с нелюбимым мужем или же ответит на любовь Яна…


Никому тебя не отдам

Что делать, если твой принц явно не из сказки и больше похож на злодея? Не привык, чтобы ему отказывали и все равно получит свое? Уступить? Или скрываться от него и пытаться наладить свою жизнь? Хорошо, когда есть друзья, которые тебе всегда помогут.


Любовь - сила магии. Меньшее из зол

Как же сделать выбор, если выбирать приходится среди двух зол? Как узнать, которое из них меньшее? И меньшее ли оно, если на кону не только твоя жизнь, но и дальнейшая судьба потомков двух семей? Так уж вышло, что пророчества давно умершей вещуньи по сей день управляют судьбами живых, а дар коварного бога — скорее проклятье, чем награда. Бороться с этим бессмысленно, но если есть выбор, главное, не прогадать…


Эон памяти

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Такая разная любовь

В жизни каждой женщины бывает первая любовь, воспоминания о которой никогда не меркнут. И каждая задается порой вопросом: а если бы мы тогда не расстались?.. Вы открываете роман, героини которого отважились ответить на этот вопрос. Но удастся ли им воскресить волшебные переживания юности?


Да будет праздник

Знаменитый писатель, давно ставший светским львом и переставший писать, сатанист-подкаблучник, работающий на мебельной фабрике, напористый нувориш, скакнувший от темных делишек к высшей власти, поп-певица – ревностная католичка, болгарский шеф-повар – гипнотизер и даже советские спортсмены, в прямом смысле слова ушедшие в подполье. Что может объединить этих разнородных персонажей? Только неуемная и язвительная фантазия Амманити – одного из лучших современных писателей Европы. И, конечно, Италия эпохи Берлускони, в которой действительность порой обгоняет самую злую сатиру.


Пурпурные реки

Маленький университетский городок в Альпах охвачен ужасом: чудовищные преступления следуют одно за одним. Полиция находит изуродованные трупы то в расселине скалы, то в толще ледника, то под крышей дома. Сыщик Ньеман решает во что бы то ни стало прекратить это изуверство, но, преследуя преступника, он обнаруживает все новые жертвы…


Мир глазами Гарпа

«Мир глазами Гарпа» — лучший роман Джона Ирвинга, удостоенный национальной премии. Главный его герой — талантливый писатель, произведения которого, реалистичные и абсурдные, вплетены в ткань романа, что делает повествование ярким и увлекательным. Сам автор точнее всего определил отношение будущих читателей к книге: «Она, возможно, вызовет порой улыбку даже у самого мрачного типа, однако разобьет немало чересчур нежных сердец».


Любовь живет три года

Любовь живет три года – это закон природы. Так считает Марк Марронье, знакомый читателям по романам «99 франков» и «Каникулы в коме». Но причина его развода с женой никак не связана с законами природы, просто новая любовь захватывает его целиком, не оставляя места ничему другому. Однако Марк верит в свою теорию и поэтому с затаенным страхом ждет приближения роковой даты.