Кати в Италии - [15]
Но вот поезд подошел к Кьяссо, итальянской пограничной станции, и мы с Евой принялись изучать народную жизнь через окно купе. На перроне стояли двое парней и разговаривали между собой на языке знаков. Они делали удивительные жесты, тыкали пальцами и были необычайно подвижны.
— Посмотри, вот бедняги — глухонемые! — сказала я.
Честное слово, я думала, что они глухонемые. Но тут Ева расхохоталась и открыла окно, и я услышала их журчащие голоса. Не были они глухонемыми!
— Ты уже в Италии, моя девочка! — сообщила Ева.
X
О! Какое удивительное чувство — проснуться в чужом городе, в чужой стране! Проснуться в Италии! Конечно, всего лишь в Милане, но… тем не менее! Ну конечно, сам по себе Милан, вероятно, не «всего лишь»[56], но город этот не вопиет тающим от восторга голосом на каждой улице и в каждом переулке: «Италия!» Он почти такой же, как любой большой город.
— Но по сравнению с Омолем Милан, безусловно, имеет свои преимущества и свое очарование, — сказала Ева, когда мы вышли утром из отеля и увидели, как мельтешат перед глазами машины, и ощутили всеми фибрами души чужую атмосферу.
После Копенгагена мы практически нигде не побывали, только ехали на поезде, и, когда поздним вечером прибыли на гигантский Центральный вокзал Милана, тотчас направились прямо в отель и стремглав бросились в постель. Поэтому наш первый трепетный контакт с новой и незнакомой нам страной состоялся утром.
На свете, вероятно, немного впечатлений, сравнимых с чувством, испытываемым ранним утром на залитой солнцем улице, о которой ничего не знаешь, в городе, о котором ничего не знаешь, в толпе людей, о которых ничего не знаешь. В тебе бурлит радость открытия, ведь за ближайшим углом может случиться все, что угодно. С замиранием сердца ожидаешь чего-то, как в детстве, когда ты читала о сказочном принце: «И отправился он бродить по белу свету». Ах, мне всегда так нравилось, когда принц отправлялся бродить по белу свету, потому что тогда-то и начинались приключения, там можно было найти в траве золотое яблоко, а галоши счастья только и ждали, чтобы их надели на ноги[57].
Мы с Евой быстро пустились в путь по солнечной улице, уверенные, что найдем на дороге много золотых яблок. Нашли мы не совсем золотые яблоки, но персики уж точно!.. Огромные сочные персики, которые продавались почти даром. Маленький старичок во фруктовой лавке был первым итальянцем, с которым мы заговорили, и он чуть не сбился с ног, показывая нам дорогу к Пьяцца-дель-Дуомо[58]. Мы поблагодарили его и пошли в ту сторону, куда он показал. Персиковый сок стекал у нас по подбородкам и пальцам.
Не успели мы сделать и нескольких шагов, как я схватила Еву за руку. Мы как вкопанные остановились в восторге перед потрясающим зрелищем. Нет, это был не Миланский собор! Это был полицейский — весь в белом! Он стоял посреди необычайно оживленного движения на большущей шляпной коробке с черно-белыми полосами и гигантским красным сердцем! Постамент этот был точно как коробка для шляп! Ах, как это было прелестно! Вскоре мы обнаружили, что в городе все полицейские — регулировщики движения стоят точно так же и что коробки для шляп — это реклама известного сорта кофе.
Мы с Евой обещали самим себе, что глаза наши будут открыты для хороших идей, которые мы привезем потом домой в Швецию. И вот она — первая! Немедленно поставить всю шведскую полицию на коробки для шляп! Немедленно, говорю я! Но на коробке обязательно должно быть и гигантское красное сердце! А затем начнем обсуждать вопрос и о более безопасном движении у Тегельбаккена[59] и на площади Стуреплан[60].
— Красное сердце и любезные люди — это как предварительная реклама, — довольно сказала Ева.
Мы еще не пили кофе и поэтому завернули в небольшую мясную лавку и сели за столик. Это была в самом деле мясная лавка, потому что на прилавке лежали зернистая колбаса салями, красная говядина для жаркого и розовая телятина. Был там и хлеб. А в углу находился бар, где несколько мужчин как раз осушали первые дневные бокалы Campari Bitter[61]. И совсем рядом стояла пара столиков, там мы с Евой выпили кофе с чудесной выпечкой.
— Вот новая идея, — сказала Ева. — Так же уютно должно быть и в мясной лавке на улице Каптенсгатан!
— Удивительно, когда все так перемешано и все вверх дном, — сказала я. — Тогда чувствуешь себя хорошо!
Чувствуешь себя хорошо — вот именно! Я уже начинаю бояться: со мной что-то неладно. Куда бы я ни поехала, я чувствую себя как рыба в воде! Нахожу все восхитительным и не могу делать критические и колкие замечания. Думаю, как хорошо, как чудесно! И хотя теперь я заранее решила не терять голову от Италии и итальянцев — и все же через час была побеждена. С Евой, кажется, случилось то же самое.
— Думаешь, мы слишком добры и глупы? — тревожно спросила я ее, когда мы вышли из мясной.
Как раз когда мы опасались своей предполагаемой глупости, кое-что произошло. Появился юноша, который нес клетку из реек, битком набитую домашней птицей. У некоторых головки свисали между рейками. Сначала я не очень обратила на это внимание, считая, что куры, конечно, дохлые. Но одна из них вдруг слабо закудахтала и пошевелила гребешком.
