Катерники - [25]

Минут через пять из ходовой рубки стали помаленьку сбавлять обороты моторам и приказали перейти на скрытный подводный выхлоп. Боцман Филинов отстегнул ремешок своей каски и вдруг увидел на стали вмятины. Его тронули за ногу. Снизу, в проеме наклонного трапа в машинный отсек, глядела всклокоченная, одноглазая, копченая маска.

- Ну как? Не зря? - спросила маска густым басом Андрея Малякшина. - Мы взрывов не засекли.

- Не зря, - пасмурно успокоил боцман. - Было два взрыва. И еще каких! А с тобой чего?

- Трахнуло дубовой щепкой, - криво ухмыльнулась страшная маска. - Вроде как деда Щукаря.

Филинов не засмеялся.

- Леню Трунова убило, - сообщил он.

На море было тихо и солнечно. Часы показывали 3-30 утра. Четыре атаки, вместившие в себе столько драматических событий: и ранения, и гибель бойцов, и славную победу, - уложились всего в шестьдесят шесть минут. Потом, когда ТКА-114 поднимут в Салме на знакомом слипе, флагманский механик бригады Андрей Александрович Рихтер с мелком в руке насчитает 283 пробоины в корпусе и надстройке Сто четырнадцатого катера. 104 пробоины насчитали в корпусе ТКА-13. По мнению флагманского механика, катера спасла именно легкая деревянная обшивка. Крупные снаряды, свободно прошибая доски, успевали вылетать с другой стороны и взрывались уже в море.

Командир первого дивизиона Василий Панфилович Федоров подвел итоги первой на флоте дневной атаки вражеского конвоя:

- Лейтенант Лихоманов потопил транспорт водоизмещением четыре тысячи тонн с дистанции четыре кабельтова. Старший лейтенант Шленский торпедами уничтожил сторожевой корабль и еще «егербот» во встречном бою…

- Какие усматриваете ошибки? - спросил новый командир бригады, капитан первого ранга А. В. Кузьмин.

- Повторяю: потоплены транспорт, эС-Ка-эР и эС-Ка, - сдержанно настаивал Федоров, именуя сторожевик и «егербот» сокращенно: СКР, СКА. - А если говорить об ошибках, то на обратный путь для нас не вызвали воздушного прикрытия.

- Разберемся, - остро взглянул Кузьмин.

Все шло заведенным порядком: вычертили кальки маневрирования, составили боевое донесение, поздравили с победой, заполнили и подписали наградные листы. Затем собрались у домика санитарной части: кто на перевязку, а все остальные на похороны.

Старший краснофлотец Леонид Трунов будто спал. Ивана Ярошенко так и тянуло тряхнуть его за плечо: «Чего дрыхнешь? Вставай! Отдохнем после войны!»

Писарь из штабной канцелярии отложил отпускной билет Лени в город Новосибирск, полностью оформленный - с подписью и печатями, - и заполнил бланк извещения о гибели смертью храбрых. А ведь Леню Трунова ждала на побывку мать. Оленька готовилась к свадьбе. Иван Ярошенко смотрел на мертвого друга, вспоминая вчерашний шутливый разговор, и вдруг его пронзила мысль о том, что никогда у Леонида с Оленькой не будет детей. Значит, они тоже как бы убиты. Погибли, еще не родившись. Старший краснофлотец Трунов сложил голову в жестоком бою. Это еще можно понять. А будущих детей его и внуков… Их-то за что?

Пулеметчику Степану Тучину было трудно представить, как осколок снаряда достал радиста, внизу достал, в каюте катера, а не на палубе. Осколок пробил борт, потом эбонит левого наушника и вошел в голову Трунова, не оставив кровоподтека. Смертельное ранение, а такое крохотное - три миллиметра. Носил бы Трунов стальную каску, и мог остаться в живых.

Но как совместить каску с радионаушниками? И мотористы обходились без касок на своих постах. Знали, что дерево не броня, что, кроме скорости и маневра, нет у них другой защиты. Но борта торпедного катера красили такой же масляной краской серого, шарового, цвета, как и любую сталь. Бортовая обшивка катера пока цела, выглядела очень надежно…

Дорога с кладбища в Салме круто идет под гору. Степан Тучин прыгал по ней с костылем. Перебинтованные мотористы кое-как его поддерживали. Кто охал, кто выражался, кто понуро молчал. Андрей Малякшин вспомнил Утесова. Зачем ему петь ерунду: «Ведь ты моряк, Мишка, моряк не плачет…»? Так не бывает! Откуда Утесов взял?

- Ну а в бою? - возразил Николай Рязанов.

- В бою - другое дело, - рассуждал Андрей отсыревшим басом. - Там не до того… Там надо работать…

Глава 10. «КАТЕР ТОНЕТ! СНИМИТЕ КОМАНДУ!»

15 сентября 1944 года

В Баренцевом море любой залив называется губой, а по-норвежски - фиордом. Существуют губы Воронья, Щербиниха, Захребетная, Кислуха, Лауш, Лобаниха, Мертвецкая, Подпахта, Оленья и множество других. Одна из таких губ, достаточно широкая при входе, глубоко вдавалась в материк. Отвесный гранит сдавливал пульсирующие воды в длинную протоку, которая, разветвляясь и расширяясь, приводила в укромную бухту.

- Ну как, нравится новая база? - спросил командующий флотом, посетив это место.

- Хреново здесь, - не сморгнув глазом, ответил один из боцманов. - Гауптвахта готова, а бани еще нет!

Адмирал рассмеялся. Матросы заржали в голос прямо в строю. Комбригу Кузьмину ответ не понравился, но, делать нечего, пришлось улыбнуться тоже. Не станешь же объяснять, что перебазировались десантом почти на голые скалы, не дожидаясь, пока военные строители хоть что-нибудь предъявят к сдаче. Торопливость не порок, когда побуждается необходимостью рассредоточения. Попросту говоря, катера у причалов в Салме стали напоминать сельдей в бочке. Их стало так много, что любая случайная бомба могла уничтожить едва ли не дивизион катеров. Народный комиссар Военно-Морского Флота, увидев такое дело, предупредил, что в случае налета вражеских самолетов не потерпит никаких оправданий. Вот и пришлось пошевеливаться, неизвестно на что променяв Салму, обжитую еще с довоенных времен.