Катавасия - [46]

      - Хоть бы ты, Прастен, молчал.

      -А чего молчать, и так скучно? - удивился Прастен, - А ну вас всех! Разомнусь-ка я лучше.

      Прастен хлебнул квасу из висевшей у него на поясе плоской кожаной баклажки, потянулся, зевнул. Не спеша забрался на коня, всмотрелся вдаль.

      - О-о-ох, далече ещё! - Прастен повернул голову влево, что-то заметил среди деревьев, - Это что ещё? - вдруг резко переменился в лице, хапнул рукой оголовок меча - Стой! К бо...

      Докричать он не успел. Пущенный из-за ближайшего куста сильной рукой дрот влетел в горло воина. Одновременно обоз был осыпан ещё примерно двумя десятками дротиков. Один воткнулся в поклажу рядом с Берёзкой, пригвоздив понёву к борту телеги. Девочка, выйдя из оцепенения, вскинула голову: Уже не прячась, с двух сторон к обозу неслись невиданные раньше всадники. На щите каждого была намалевана жуткая харя. Нападавшие кричали, подвывали, визжали. Конь Лютика, испугавшись, рванул к лесу, унося на себе все вооружение гридня. В голове обоза кто-то закричал:

      - Ямурлаки!

      Берёзка видела, как подскакавший к их телеге ямурлак, весело-жутко хохоча, развалил мечом на две половины среднего Вологудова сына - Исперика, как, продолжая хохотать, спрыгнул с лошади прямо на телегу, хватая за волосы кузнецову жену,запрокидывая все дальше и дальше её голову назад, медленно-медленно провел широким ножом по горлу женщины, ещё не чувствуя на плечах груза навалившегося Вологуда. И не успел почувствовать - Широкое копьё ещё одного ямурлака пронзило насквозь и кузнеца, и его жертву.

      Лютик ошалело рванул оглоблю, выдернул, разрывая упряжь, огляделся вокруг, цапнул с ближайшего воза перепуганного, белого, как мел мальчонку, бросил его на спину освободившегося жеребца, заорал, выкатив глаза:

      - В город! В город гони! - хлестнул напоследок коня каким-то обрывком, вскочил на воз рядом с пожилым рыжим дружинником и неистовой завертел оглоблей, выбив из седел сразу двоих.

      Кто и как убил Книву, Берёзка не видела, просто рядом с ней, забившейся между телегой и свалившимся кулем, из которого ровной струйкой вытекала рожь, вдруг упала, удивленно хлопая глазами, голова тиуна, залив кровью понёву. Девочка механически оттолкнула голову подальше, попыталась сильнее сжаться в комок.

      Где-то рядом кто-то завопил:

      - Не-е-ет! Детей - нельзя! Не дам детей! Так! Получите все! Я больше не ямурлак! Не-е-ет!

      Мешок, прикрывавший девочку, отлетел в сторону, за косу ухватилась рука в кольчужной перчатке, потянула. Вдруг стало невыносимо больно, свет в глазах взорвался красным и всё померкло. Где-то далеко-далеко кричал ребёнок: "Мама! Мамочка! Бо-ольно!"

     * * *

      В темноте, сначала издалека, а затем - всё ближе и ближе, пробивался чей-то голос, звуки стали чётче:

      - Живи! Да живи же ты!

      Тьма в глазах вновь сменилась багрянцем, затем вспыхнула ослепительно белым.

      Берёзка почувствовала, что её кто-то сильно трясёт за плечи, и что лежит она на чём-то ужасно твердом и неудобном. "Где я? Где ямурлаки? Где я?" Вот нависло чьё-то лицо, как в тумане, мельтешит перед глазами всклокоченная борода, ноздри уловили запах лука. "Ты кто?" - кажется, последнее она произнесла вслух? Кто-то берёт на руки, куда-то несёт. "Куда?"

Глава 10

      В первых числах августа, несколько офонарев от производственных проблем, Дедкин решил дать себе разгрузку. Созвонился с Кауриным, к счастью оказавшимся дома, и внаглую напросился к нему в лес на ближайшие выходные. Тоска необъяснимого свойства, мучавшая Виктора вот уже около месяца, голодно требовала Чего-нибудь. Что из себя может представлять это самое Что-нибудь, Дедкин, как ни ломал себе голову по ночам, придумать не мог. Вообще, работа, представлявшаяся ещё не так давно чуть ли не смыслом жизни, как-то незаметно превратилась в жутковатое подобие вампира, без остатка высасывая всё: силы, эмоции, свободное время, лишая неслужебного общения, книг, размышлений о чём-то кроме. Не сдавался, пытаясь читать и мыслить по ночам, взбадривая мозги лошадиными дозами кофе, который, правда, в последнее время, начал оказывать на Виктора воздействие, в корне противоположное ожидаемому, то есть ещё более клонить в сон. Оставалось надеяться, что поездка к Каурину позволит встряхнуться хотя бы в малой степени.

      Валера встретил Дедкина прямо на станции, с рюкзаком за плечами, карабином в чехле. На поясе висел охотничий нож. Предложил:

      - Пошли сразу ко мне, чего ты в квартире не видел.

      Виктор поспешно согласился, подозревая, что перед тем у Валеры состоялся какой-то весьма неприятный разговор с женой, расспрашивать не стал, это было бы не по-мужски.

      По дороге Каурин рассказывал исключительно о своих лесных новшествах. Устроил на берегу Листвянки простенькую кузницу, обложась разнообразной литературой - от технологической до исторических романов, пытался "собственным путём" постигнуть секреты булата и дамасской стали. Загадочно улыбаясь, намекал, что кой-каких результатов добился, мол, придёшь - увидишь.

      Проходя мимо завода, Дедкин поинтересовался, как там идёт работа. Валера ответил кратко: