Катастрофа. Том I - [31]

И еще острее стала жажда жизни, словно весна вливала в жилы новую горячую, буйно, переливающуюся кровь. Безумно, страстно хотелось жить, упиваться сладким, как нектар, весенним воздухом, любоваться неустанно творимыми природой чудесами, впитывать глазами, ушами, каждым дыханием красоту возрождающейся жизни.

Но не жизнь, а смерть сторожила людей на каждом шагу. Она косила обильную жатву. Жестокая, неумолимая, холодная, она реяла над красавцем Парижем, и людям казалось, что они слышат зловещий шорох ее черных крыльев, видят мертвящий взгляд ее глазных впадин, осязают холод ее костлявых рук.

Смерть была повсюду. С высоты обрушивались зоотавры; вокруг города притаились одичавшие орды беженцев, которые все более плотным кольцом сдавливали несчастную столицу; улицы и площади оглашались стонами, проклятиями, скрежетом зубовным обезумевших от страха и тяжких лишений людей.

— Господи! Когда же наконец будет выстроен подземный город! — с тоской говорили они. — Прошло уже целых три недели с тех пор, как они начали его строить.

Три недели! Охваченным отчаянием людям они казались вечностью. Так много перестрадали они в эти три недели, каждый час, каждая минута были наполнены таким ужасом, что они старили больше, чем долгие годы.

— Господи! Скорей бы!

По городу стали циркулировать слухи, что строители, из каких-то корыстных соображений, умышленно медлят с окончанием работ.

— Еще бы! — говорили осведомленные люди. — Они основательно нагрели руки, и им нужно время, чтобы спрятать концы. Ведь как только все будет готово, им придется отдавать отчет!

Тщетно более благоразумные доказывали всю вздорность этих злостных толков, тщетно правительство обращалось к населению с горячими призывами о терпении и спокойствии. Толпа глухо волновалась. Подстрекаемая темными личностями, взвинчиваемая грязными намеками уличных листков, субсидируемых союзом «Друзей порядка», она скоро стала проявлять свое недовольство громким ропотом и враждебными возгласами по адресу правительства. Тысячи несчастных, в стремлении во что бы то ни стало свалить на кого-либо вину за свои страдания, устраивали демонстративные шествия по центру города, собирались перед правительственными зданиями, гневными криками требовали выдачи воображаемых виновников и ускорения работ.

— Вам надо беречься! — говорили Стефену и Кресби Гаррисону друзья. — Нет ничего безрассуднее и ужаснее несчастной толпы. Вас слишком хорошо знают, а популярность в такое время штука не совсем безопасная…

Стефен и Гаррисон не обращали внимания на предостережения друзей. Они решительно отказывались от услуг добровольных телохранителей, вызывавшихся сопровождать их, и по-прежнему продолжали разгуливать на земле и под землей.

В скорости оба они действительно подверглись, среди бела дня, на площади Магдалины, нападению. Они только собрались было спуститься под землю, как толпа в несколько сот человек решительно преградила им дорогу.

— Здравствуйте, господинь президент! — Здравствуйте, господин Гаррисон! — сурово бросил им стоящий впереди толпы рослый детина с мрачным, ничего хорошего не предвещавшим лицом. — Не торопитесь так, нам с вами поговорить желательно.

— Ах, голубчик, как это некстати! — ответил Стефен. — Работы по горло. Говорите скорей, в чем дело.

— А в том, — злобно крикнул детина, — что у вас там на работах мошенник на мошеннике сидит! Воры, казнокрады! Оттого-то они и подвигаются таким черепашьим шагом. Знаем мы эту механику!

Стефен растерялся и стал вытирать вдруг выступивший на лбу его пот.

— Что ты! Что ты! Что ты такое говоришь! Разве можно так!.. — бормотал он.

— А то и говорю, что все дело в руках мошенников. И не я один так говорю!

Потом, после короткой паузы, он медленно и раздельно, точно наслаждаясь каждым словом, в упор глядя на Сте-фена и Гаррисона, прибавил:

— Вы, я думаю, господа, тоже в накладе не остались? Не один миллиончик, небось, на этом деле заработали!…

Стефен широко раскрытыми от изумления глазами посмотрел на говорившего, и рука его с платком, который он хотел поднести ко лбу, так и застыла в воздухе.

В то же мгновение Гаррисон, вдруг побледневший, как полотно, со стиснутыми зубами, подскочил к оскорбителю и схватил его рукой за горло.

— Как ты смеешь, негодяй! Я тебя задушу, как гадину! — крикнул он.

И, с бешеной силой раскачав его несколько раз, он оттолкнул его так, что тот упал.

Стоявшая за ним толпа попятилась назад. Детина, с искаженным от бешенства лицом, быстро вскочил на ноги, и в руке его блеснул длинный нож. Но Гаррисон не дал ему времени поднять его: в то же мгновение он выхватил из кармана револьвер. Раздался выстрел, и детина упал, обливаясь кровью.

Толпа еще больше подалась назад. Многие бросились бежать.

— Так будет со всяким, кто вздумает становиться на нашей дороге! — крикнул Гаррисон оставшимся, спокойно пряча в карман револьвер. — Такие негодяи только мешают нам работать.

— Вернитесь лучше к работе и не слушайте клеветников! — прибавил Стефен. — Вам рассказывают всякий вздор, а вы и уши развесите. Я, президент Стефен, говорю вам, что все это грязная клевета. Работы идут полным ходом, поскольку это позволяют наличные силы. Одна улица под землей уже почти проложена, и на днях будет приступлено к постройке домов. Такое грандиозное дело не делается в три дня; вам бы следовало понять это, а вместо того вы оскорбляете таких людей, как мой друг Гаррисон, который совершенно бескорыстно, не покладая рук, работает для вас же. Нехорошо, друзья мои!