Катастрофа отменяется - [2]

— Кто же эта Волошина? Не шпионка же!

— Именно, что не шпионка! Поэтому и придется вести себя с ней вежливо. В прошлом году я отказал ей в допуске на станцию! И вот поди ж ты…

— Так вы с ней знакомы? — с подчеркнутым вниманием спросил Адылов.

— Никак нет! — резковато сказал Чердынцев. — Это всего-навсего сумасшедшая журналистка, которой необходимы подвиги. Кстати, ваша машина на ходу? Придется немедленно ехать за Фаизовым, а то, не дай бог, потребуется спасательная экспедиция!

— Почему вы думаете, что у нее липовое удостоверение альпинистки? — уже с тревогой в голосе спросил Адылов.

— Я сам подсказал ей эту идею! Когда она заявила, что собирается побывать у нас и написать о наших «героических делах», я ответил, что здесь работают только опытные альпинисты, скалолазы. И вот результат… Одурачила какого-нибудь спортивного деятеля, может, съездила на недельку к подножию Эльбруса. Кавказ все-таки ближе к Москве…

— Почему же — одурачила? — с неудовольствием спросил Адылов.

— Но вас-то она провела! — беспощадно сказал Чердынцев. — Вы даже не проверили, есть ли у нее какое-нибудь горное снаряжение, не послали ее на нашу базу…

— Ну, снаряжения у нее достаточно, — не без тревоги, но все еще с иронией ответил Адылов. — Она погрузила целый мешок в машину Фаизова: там были и башмаки, и веревка нейлоновая, и ледоруб…

— А спиртовой печки, горячего душа и трехкомнатной квартиры там не было? — язвительно спросил Чердынцев. — А без такого оборудования и снаряжения я бы этих милых женщин не подпускал к горам на пушечный выстрел. Так как же с машиной?

— Сейчас будет! — торопливо сказал Адылов. И, уже выходя, совсем как русский мужик, почесал черные блестящие волосы и протянул: — Н-да! А на вид такая простосердечная! Никогда бы не подумал… — Обходя резные перила чайханы уже с той стороны, взглянул на Чердынцева: — А ведь она вас, наверно, знает! Чего бы ей так сюда стремиться, если она не надеется увидеть радугу? — И, выстрелив этими словами прямо в лицо Чердынцеву, исчез в тени огромных тутовых деревьев.

Чердынцев присел было снова, но тревога уже овладела им. Не выдержал, позвал чайчи, расплатился за себя и за Адылова, попросил уложить десяток свежих лепешек и пару вяленых дынь и вышел на жаркую площадь. Из гаража, что виднелся за райкомом, стрекоча, показался крытый «газик» Адылова.

2

Адылов молча гнал машину по кривой узкой дороге и даже не смотрел на пассажира, но Чердынцев видел, как ходили желваки на скулах под смуглой темной кожей. «Тоже разгрызает, как орех, каждое сказанное мной слово, ищет ядрышки!» — усмехнулся он про себя.

Впрочем, под этими нависшими над головой скалами, для которых у всех шоферов мира на всех горных серпантинах есть одно только название: «Пронеси, господи!» — много не поговоришь. Машину швыряет из стороны в сторону так, словно под тобой живое существо. Адылов и на самом деле совсем недавно пересел из седла в машину, и ему, наверно, все еще кажется, что под ним его белоногий конь. А самому Чердынцеву и вовсе не хотелось говорить.

В ущелье, где Малый Фан впадал в Большой, они уперлись в осыпь: в прошлом году правый берег подмыло рекой, и он обвалился, перекрыв дорогу. Неизвестно, когда сюда доберутся дорожники — у них по весне всегда много хлопот, а горные дороги длинные. Отсюда жители кишлаков пробирались дальше на осликах, лошадях или пешком. Вон и машина Фаизова, с красной полосой на борту, стоит на краю площадки, приткнувшись к коричневому боку горы, чтобы осталось место для разворота другим автомобилям.

Чердынцев выскочил из машины, подошел к фаизовскому «газику» и потрогал мотор.

— Еще теплый, — сказал он. — Может, Фаизов пошел проводить?

— Фаизов — не юноша, а начальник милиции, — сухо ответил Адылов. — Из Ханчи позвонили, что у подножия Темирхана в снежной лавине вытаяло тело. В прошлом году у нас пропал почтальон. Да вы это знаете. Фаизов пошел отсюда пешком, ему надо как можно скорее провести дознание. А ваша новая сотрудница перевалила через морену и направилась прямо на станцию. Вон видите — красная нитка на камне…

Действительно, на каменной гряде морены, на совершенно гладком валуне, трепетала на ветру красная ниточка. Непонятно было, как эта «новая сотрудница» ухитрилась зацепиться за такой гладкий камень. Можно себе представить, какая она альпинистка!

— Она что же, в красных штанах сюда явилась? — спросил Чердынцев, пытаясь подавить тревогу иронией.

— В красном костюме она явилась! — сердито сказал Адылов. — Вам же лучше, за два таша[1] увидите! В руках у нее ледоруб с красной лакированной рукояткой. У нас таких не купишь!

Видно, Адылов тоже встревожился, если заговорил о пустяках. Чердынцев пожал ему руку, вытащил рюкзак и накинул лямки на плечи. Адылов протянул ледоруб. Он был насажен на арчовую палку, суковатую, но зато надежную.

— Радируйте со станции, как она дошла! — сказал Адылов. — Если даже у нее все справки поддельные, все равно она журналист. Теперь я вспомнил: в комсомольской газете пишет, почему Федор не любит Машу и что Маша должна сделать, чтобы Федя ее полюбил. Салам!

Он повернулся и пошел к машине. Чердынцев привычно полез по валунам. Гряда морены тут, на языке ледника, громоздилась вверх метров на тридцать и тянулась почти полкилометра. Под камнями гудела вода, холодным ненастьем дышал лед, пласт которого достигал сорока метров, но он был погребен так глубоко под камнями, что Волошиной, наверно, и не подумалось, что она, ступив на морену, уже пошла по леднику. Надо думать, она торопилась вон туда, где за второй мореной серебристо сверкала ледяная полоса. Так поступают все новички, вот почему им не разрешают ходить по леднику в одиночку. То, что отсюда казалось серебристой полоской льда, на самом деле было глубоким ледниковым озером. Ступи на подтаявший лед — и никакой ледоруб, будь он хоть с рукояткой красного дерева, хоть с суковатой арчовой, не поможет выбраться…