Катастеризм - [53]

– У меня что же… подсознание переполнилось всеми этими записями с видеокамер? Больше в него не лезет, приходится воспринимать сознанием?

– Давайте без чепухи. Во-первых, «подсознание» – термин из ненаучной фрейдистской парадигмы. Хотя не буду придираться, я поняла, о чём вы. Во-вторых: нет, совершенно не так. Дело не в том, что раньше ваш мозг якобы считал этот второй поток информации неважным, а теперь счёл важным. Да и вообще не в том, как конкретно изменилось ваше восприятие. Важен сам факт – оно изменилось без внешних воздействий. Как я уже сказала, это маркер.

Тульин понял вдруг, что лежит – как на кушетке у ненаучного фрейдиста-психоаналитика. Смутился, скинул ноги на пол, сел. Едва не сбил с журнального столика вазочку с цветами.

– Погодите, то есть вы хотите сказать… что мне всегда показывали такие долгие монтажи? Я просто не замечал?

– О нет, – усмехнулась Гамаева. – Всё изящнее. Глядите.

Она вбила что-то прямо в серверную станцию, не подключая смарт, и в углу загудел проектор. Замелькала видеонарезка – короткие сцены, иногда на несколько секунд, но чаще совсем маленькие. Тульин почувствовал, как привычно расслабились его плечи – будто основание черепа уже обняла привычная прохлада капюшона.

– Не отключайтесь. Ищите своих в толстовках.

Если бы Тульин раньше их не видел, то и теперь не успел бы выцепить. Впервые троица в толстовках появилась в сцене довольно длинной, секунд на шесть, но дальше кадры снова зачастили. Мелькнули какие-то толкающиеся люди, потом снова другие сцены. Снова толкаются – но теперь их четверо. Снова трое, но в совсем другом пейзаже. Вообще не толкаются, просто в толстовках.

Всё это были разрозненные ситуации. Его мозг сам собрал их в единую историю – иногда подгоняя под неё ключевые детали, меняя число участников, пейзаж и даже время суток.

– Но… получается, моё распознавание данных – ошибочное?

– В «режиме сериала» – да. В обычном режиме анализ как раз на удивление точный. Но стоит включиться сознанию… проходили когда-нибудь General Awareness Test?

Тульин отрешённо помотал головой:

– Только слышал краем уха.

– Очень наглядный эксперимент. Человеку включают видео, на котором две группы людей перекидываются мячами: одна группа в чёрном, другая в белом. Дают задание: проследить, сколько подач сделали люди в белом. Испытуемый следит, считает. Обычно называет верное число. Но совершенно упускает из виду то, что в середине видео в кадр вошёл человек в костюме гориллы, сплясал на переднем плане нелепый танец и ушёл. И не на фоне где-нибудь, не в углу и не в тени – прямо посреди сцены! – Она выключила проектор. – Понимаете, Богдан Витальевич, мир – это ведь какофония хаотических сигналов, в большинстве своём бесполезных. Если взять даже только один канал восприятия, зрение, – мы же видим, в сущности, ворох цветных пятен. Чтобы осмыслить его как, например, предметы, консистентные в своей форме, нам надо мир… додумать. Мы вообще больше додумываем его, чем на самом деле воспринимаем. Вот вы и додумали консистентность там, где её не было. – Она подкатилась на кресле к Тульину и как-то неожиданно человечно взяла его за плечо. – Думайте об этом вот как. Всё это время у вас перед глазами плясал человек в костюме гориллы. Сам по себе он не имеет никакого отношения к тому, кто вы такой и что с вами происходило. Вы почти год следили за мячиком, потому что такое вам дали задание, так была настроена аппаратура, к таким зонам мозга мы подключили вам псевдодендриты… и потому что ваш мозг сам решил так обрабатывать эту информацию. А теперь вы заметили гориллу. И больше не замечать её не сможете. Вы изменились, Богдан Витальевич. Наш аферистский стартап добился успеха.

Тульин подумал, что здесь ему полагается что-то почувствовать, но на самом деле не почувствовал ничего.

– А почему… только теперь? – медленно спросил он. – Я же почти год у вас. Думал, будет намного быстрее…

– Хороший вопрос. – Гамаева убрала руку с его плеча. – У меня, к сожалению, нет ответа. Здорово было бы, конечно, если бы наш с вами эксперимент дал чёткие и однозначные результаты, желательно ещё и прорывные, но… увы. Я тоже думала, что будет быстрее. Но, напомню вам, с предыдущими пациентами мы работали каждый день, без выходных, а с вами попробовали подход размеренный, с паузами. Видимо, настолько вот они затормаживают – даже в пересчёте на чистое время получилось намного дольше. Может, и я недооценила то, какие колоссальные объёмы информации мозг способен обрабатывать, не рефлексируя. – Она хмыкнула. – В следующий раз попробуем несколько сенсорных каналов. Да не бледнейте – не с вами.

Тульин кивнул. Ему надо было узнать ещё кое о чём, но он не знал как.

Гамаева вопросительно подняла брови.

– Вы говорите про новые нейронные связи. А что насчёт… социальных?

– Социальных? Вы про девочку?

Он отвёл глаза. Гамаева снисходительно покачала головой:

– Полно вам, Богдан Витальевич.

– Я просто… это тоже… маркер? Вы только что сказали, что мы додумываем мир.

– Додумываем. Но вы же сейчас о фактах своей внутренней реальности? Так спросите о них себя.

Но Тульину хотелось спросить её – хотелось понять, горилла это или человек, режим сериала или настоящая история, иллюзия восприятия или реальность. Хотелось, чтобы Гамаева приложила к нему энцефалограф, подключила аппарат МРТ и подтвердила: он правда думает то, что думает, и правда чувствует то, что чувствует. С ним правда можно разговаривать как с обычным человеком, с ним можно дружить, он не прокажённый и не заклеймённый, он такой, как все.