Катастеризм - [42]

– Кто вас не возьмёт! У вас особый случай. Ваш опыт – да на молодые тела? На части разорвут!

По крайней мере, если не откатываться до пубертата, подумал Даня, но вслух не сказал.

– Ну нет, это какая-то фантастика, – пробормотала мама, но взгляд её нырнул куда-то вглубь, а на губах затеплилась задумчивая улыбка.

Интересно, посинеют ли обратно глаза?

– Ладно, Анюта, – воскликнул папа и даже слегка распрямился под рюкзаком. – Даня нас ругал-ругал. За одно ругал, за другое ругал. Надо же проверить, чего он, такой умный, сам вычитал.

Мама послушно кивнула.

Политики хотят, чтобы учёные были послушными, и обычно мы вынуждены подчиняться. Мало кто хочет этого больше, чем президент Соединённых Штатов.

Напомним нашим слушателям-неамериканцам, кто такая Алисия Дэвис, полтора года назад переизбранная на второй срок на этом посту. Начинала она рядовым активистом в организации РЕТА, боровшейся за права животных. РЕТА была организацией неоднозначной, её не раз уличали в лицемерном и жестоком отношении к тем, кого они призваны были защищать; поэтому когда Дэвис возглавила отколовшуюся от РЕТА ААЕ – Association for Animal Equality – это сразу повысило её реноме.

Для социологов не секрет, что в последние полвека уровень эмпатии в странах первого мира стабильно растёт. Растёт и экономическое благосостояние, и интерес к экологическим проблемам. Иными словами, защита животных – вопрос для нашего поколения актуальный.

И крайне политически выгодный. Для всё тех же социологов не секрет и то, что люди принимают решения существенно менее взвешенно и рационально, чем им кажется. Одна яркая эмоция легко перекрывает страницы логических аргументов. Собственно, есть ли пример нагляднее, чем то, что знаменитой «кампании котиков» хватило не только на то, чтобы Дэвис избрали, но и на то, чтобы её переизбрали?

Ещё на первом сроке ей удалось воплотить в жизнь одну из своих стратегических целей: существенно ограничить то, как учёные могут взаимодействовать с «существами второй категории разумности» (дельфинами, слонами, многими приматами, некоторыми попугаями и даже воронами – в общем, большинством животных, способных узнать себя в зеркале).

Нет смысла комментировать то, гуманистично ли это и последовательно ли в стране, до сих пор ведущей активные военные действия. Не будем даже отмечать, что сам корень слова «гуманизм» означает «человек» и не предполагает экстраполяции на другие виды. Зададим лишь вопрос: бредово ли с точки зрения науки частично уравнивать этих животных в правах с людьми? Логика апологетов Дэвис состоит в том, что существо, способное узнать себя в зеркале, в некотором смысле рефлексирует собственное бытие, так что экспериментировать с ним жестоко. Доля правды в этом есть, и интеллектуальные возможности этих животных в самом деле чрезвычайно перспективны.

На полях отметим, что реализовать их потенциал было бы существенно проще, если бы у научного сообщества была возможность таких животных модифицировать.

Но оставим это. Нас волнует лишь влияние Дэвис и её кабинета на судьбу проекта «Плеяды» – увы, печальное.

У разных животных разные стратегии выживания. Мы уже упоминали выше, что у многих холоднокровных теломераза активна – н? о и не у всех теплокровных она подавлена. Собственно, теломераза проявлена у мышей (которые, напомним, обычно умирают именно от рака) и нестабильно проявлена у свиней – другого животного, часто выступающего в роли подопытного. Поэтому, хоть эксперименты с теломеразной терапией на этих видах и способны многому нас научить, неразумно было бы слепо переносить их результаты на людей (и мы сейчас оставляем за скобками ремарку о том, что мышиные теломеры существенно длиннее человеческих и вообще, кажется, работают по иному принципу).

Опытные данные каких видов были бы нам полезнее всего? Приматов: орангутангов и бонобо. Увы, из-за позиции Дэвис корпус работ с приматами ограничен. Мы отчасти опираемся на опыт европейских коллег, отчасти поспешно навёрстываем упущенное сами; но в конечном итоге эта неприятная ситуация – лишь повод вспомнить, что эксперименты на животных никогда не дают полной картины.

У нас есть проницательность, чтобы это понять.

Осталось найти смелость – и самим ввести себе ТА-613.

Найти вход в клинику им удалось не сразу: двери утопали в зелени, раскалывались резной светотенью. Когда Даня с родителями вошли в светлый просторный холл, папа немедленно грохнул рюкзак на пол – с таким гордым видом, будто босса завалил. Впрочем, улыбка сползла с его лица, когда из-за стойки ресепшена спросили:

– Вы к кому?

Стойка была такая высокая, что человек за ней терялся, и казалось, будто грозный голос звенит с самих небес.

– Мы… э… на процедуры, – робко ответил папа и перевёл глаза на Даню. Тот схватился за смарт:

– Теломеразная терапия. К доктору, э-э-э, Оскольскому.

– Вы записаны? – подозрительно спросила стойка.

– Не я. Они. Мои родители.

– Так они пусть и говорят! Детский сад, честное слово. – Стойка протянула руку с аккуратными ногтями. – Направление?

– Вы в каком веке живёте? – возмутился Даня. – Всё у вас на почте!

– Я не с вами разговариваю! Вы вообще посетитель!