Катастеризм - [35]

Интерес Вики выглядел неподдельным.

Даня рассказывал про доктора Шарпа, теломеразную терапию и всё остальное друзьям: и Крейцеру, и Анке, и Горохову, и Ратте, и Ри, и остальным. И у всех были свои мнения: Крейцер, к примеру, нарыл статью о том, что из первого института Шарпа в своё время выгнали, причём за что-то довольно мутное, а Ри, наоборот, всё спрашивала, как вписать в «Плеяды» собственную бабушку. Кто-то восхищался смелостью Дани, кто-то опасался разводки.

И никто не говорил с ним об этом живыми словами.

Оказывается, устной речи тоже может не хватать.

Поэтому Даня вывалил Вике – всё, с самого начала. Вывалил, пожалуй, больше, чем стоило, но кто он такой, чтобы бороться с эффектом попутчика? И про мошенника-коммивояжёра; и про то, как заглохло в полиции дело; как сам он переключился, как много узнал о теломеразной терапии, как решился и убедил родителей. Как странно жить в мире, где «поиски вечной жизни» не саркастический штамп. Как много в этих поисках пришлось заполнять бумажек – ну то есть документы, конечно, были в цифре, это фигура речи, а всё же.

Как потонули в бумажках действительно важные вопросы.

– Понимаете, я же вообще не представляю, – говорил Даня, пьянея от возбуждения. – Как это – если мама с папой помолодеют? Заметьте, я даже не про бессмертие – это вообще что-то… ну, абстракция. Но мне объяснили, что эта терапия буквально обращает время вспять – как… как… как какие-нибудь подтягивающие кремы, но только по-настоящему. Представляете? Я вот нет. Мне даже иногда кажется, я почти надеюсь, что оно не сработает. Потому что если сработает… то что с этим делать?

– А что с этим нужно делать?

Вежливо отложив смарт, Вика всё-таки подтянула к себе коленку и взялась за плетение. Даню это не смутило: нельзя же просто слушать человека и больше ничего не делать.

Даже самую захватывающую историю скучно просто слушать.

– Ну вот… представьте, что вы помолодели – на десять, пятнадцать лет. Речь ведь идёт именно о таких масштабах. Что бы вы стали делать?

– Я? – Вика задумалась, потом рассмеялась: – Покрываться прыщами и мучиться пубертатом.

– Вот именно! А по документам вы – взрослый человек, и у общества, у всяких знакомых есть от вас ожидания… Тут можно, конечно, сказать: «Ну, помолодеет же только моё тело, а разум, душа – короче, опыт – останутся прежними». Только это ведь не так просто! Всё, что есть в нас духовного, очень зависимо от телесного – от запаса энергии, от количества выделяемых гормонов. Никакой жизненный опыт не поможет вам, если снова придёт телесный пубертат! А если поможет, то лишь частично. Ну и речь ведь не только о внутреннем состоянии, но и о реакции окружающих. Если бы вам стало на вид пятнадцать, то, наверное, на работе вас не стали бы трогать, а если десять? Десятилетних на работу пока не берут.

Впереди мигал поворотником хвост соседней машины. Интересно, как скоро поворотники перестанут добавлять в новые модели?

Они ведь нужны только водителям-людям. Автопилоты посылают друг другу информацию о манёврах вай-фаем.

– Ну, ваши родители же не станут десятилетними, – резонно заметила Вика.

– Да уж слава богу, – замахал руками Даня.

– Мне кажется, – задумчиво прибавила она, – что во взрослом возрасте это не такой сильный скачок. Между шестьюдесятью и сорока разница меньше, чем между двадцатью пятью и десятью.

– Ага… а между сорока и мной? Мы же почти ровесниками станем!

Это какое-то лицемерие, сердито укорил себя Даня. Родители не нравятся тебе старыми – но и молодыми тоже не нравятся, быть ровесником с ними ты тоже не готов.

Так какими они тебе нужны?

Мёртвыми на фотографии?

– Представьте, что мама вдруг стала вам ровесницей, – продолжал он тем не менее вслух. – Снова живёт полноценной жизнью. И вот собираете вы компанию, ну там на день рождения и так далее, а ваш друг вдруг начинает за ней… и ведь его можно понять – она же помолодела! Ну то есть, – прибавил он, вдруг устыдившись того, что кидает тень на нравственность родителей, – конкретно так не будет, моя мама по-прежнему очень любит папу и всё такое, но я про принцип!

– Такое бывает сплошь и рядом безо всякого омоложения, – хмыкнула Вика. – И вообще вы делите шкуру неубитого медведя.

– А вдруг будут проблемы? – не слушал Даня. – Чиновники? Документы? Трудности с подтверждением личности? В наших широтах бюрократия и за меньшие странности людей душила. А вдруг Раиса Павловна позавидует, что они помолодели, и подожжёт им квартиру? А вдруг осложнения?

А вдруг они не понравятся мне молодыми? Вдруг я, от самого себя скрывая, люблю их за беспомощность, за зависимость и эту вот душераздирающую нелепость?

– Наверное, если бы они верили в Бога, я бы не стал, – признался вдруг Даня и сам от себя опешил. – Или если бы просто были очень просветлёнными, спокойно принимали старость и смерть. Но они… в общем, всякие глупости делают. От страха.

Клепают против времени щит из цветастых упаковок «Одравита» – нелепый и бессмысленный, как когда в «Цивилизации» въезжаешь на танках в поселение варваров, способных отстреливаться только из арбалетов.

Вика посмотрела на него неожиданно серьёзно.