Катары - [3]

Опять зазвонил звонок. Неужели Эдит вернулась? Но тут же все стало ясно: звонок не дверной, а телефонный. Это была еще одна роскошь, которую Ле Биан завел, когда решил жить по-буржуазному. Новый предмет царственно занял ореховый столик, на который мадам Ривьер — старушка соседка, иногда приходившая к Ле Биану помочь прибраться, — всегда своей властью стелила кружевную салфеточку. Ужас полнейший, но со временем он научился жить и с этим.

Ле Биан снял трубку.

— Мессир… мессир… — послышался сдавленный от ужаса женский голос.

— Простите? С кем имею честь?

— Мессир, помогите, умоляю!

— Вы, кажется, шутите?

Вначале Ле Биан говорил вполне любезно, но теперь уже начинал сердиться.

— Смилуйтесь, мессир! — все отчаянней продолжал голос. — Помогите нам!

— Но кто вы, сударыня?

— Вы меня не знаете. Меня зовут Филиппа. Сейчас королевская рать овладеет нашей крепостью.

В голосе женщины звучал неподдельный ужас. Либо это была превосходная актриса, либо настоящая сумасшедшая в отчаянном состоянии.

— Какая рать, какая крепость? Откуда вы звоните?

— Из Монсегюра, — ответила женщина, понизив голос. — Смерти я не боюсь, но вера наша не должна погибнуть.

— Из Монсегюра? Да говорите толком!

— Я больше не могу говорить, за мной следят. Только будьте милостивы — помогите, умоляю! Спасите, спасите!

Связь прервалась, но Ле Биан еще добрую пару минут стоял, застыв с трубкой в руке и уставившись на розочки с салфетки мадам Ривьер. Что это было? Он сел и стал думать. Но что разумного можно было придумать про это наваждение?

ГЛАВА 2

Мишель Жуайё не верил собственным глазам. Он всегда приходил в коллеж раньше всех. А сегодня его не только опередили, но еще и скривили губы, когда появился он.

— Пьер! — весело воскликнул Мишель. — Неужели малышка Эдит оказалась так ужасна, что ты среди ночи сбежал на работу?

— Не надо про Эдит, — ответил, даже головы не подняв, Ле Биан, уткнувшийся в какую-то книгу. — Дело закрыто. И если я только услышу, что ты хоть кому-то хоть полслова, мало тебе не покажется, так и знай, Жуайё!

Жуайё (Ле Биан всегда звал приятеля по фамилии) присел напротив коллеги и протяжно присвистнул:

— Тю! Я же знаю, какой ты любитель вставать до зари. Ну ладно, никому не расскажу про твой последний подвиг. Видать, не очень получилось, да?

— Да уж, — пробурчал Ле Биан.

— Слушай, ты какой-то не такой: от бабы сбежал, самообразуешься тут ни свет ни заря… Что читаешь-то интересненького?

Жуайё мельком взглянул на обложку книги, в которую погрузился Ле Биан, и снова присвистнул:

— У-у-у, катары! Ну, ты рисковый малый! Я думал, на уроках об этом и заикаться не положено.

— Жуайё, если ты не будешь свистеть перед каждой фразой, у меня, может быть, не разболится голова хотя бы до обеда. Теперь по существу: да, я читаю про катаров; нет, к школьной программе это не имеет отношения.

— Тогда я вообще ничего не понимаю. Имеешь право не объяснять. Мы, конечно, друзья, но всего ведь не расскажешь, да?

— А мне, представь себе, как раз очень хочется рассказать, что со мной приключилось, — ответил Ле Биан и закрыл книгу. — Только, боюсь, ты меня примешь за сумасшедшего.

— А чего бояться? Я и так давно понял, что у тебя вот тут (Жуайё постучал себя по макушке) не все винтики на месте.

Пьер посмотрел на приятеля, и на лице у него наконец-то явилась улыбка. Жуайё, подумал он, все-таки самый славный человек в коллеже, хоть они с ним и ругаются по пять раз на дню. Зато с ним одним Ле Биан делился и радостями, и неприятностями. Ему он поверил свою скорбь — воспоминание о Жозефине, ему открыл, какой тяжкий груз вины лежит на нем с тех пор, как ее не стало. Семь лет прошло, как кончилась война, и многие до сих пор задавали себе вопрос, почему они сами выжили, а многие другие, похрабрей их, погибли. Что за жуткая несправедливость в этой лотерее смерти? Ле Биан не мог выносить эти мысли. Конец войны он принял почти равнодушно. Победители, которых до победы никто не видел, охота на ведьм, немыслимое национальное примирение, новые войны где-то на краю света, раздел планеты между победителями, во всем враждебными друг другу… Мир вокруг молодого историка рушился и строился заново, а он следил за этим вселенским кавардаком, как будто это его не касается. Женщина, которую он любил, рассталась с жизнью за несколько мгновений до финального гонга великой бойни, а он не смог ее спасти. Жуайё во всех подробностях знал эту историю — такую обычную и бесконечно трагическую. И, конечно, только он может выслушать, какое странное событие пережил Ле Биан вчера. Пьер пересел поближе к другу.

— Очень странная вещь вчера со мной случилась, — начал он.

— Ну да, странная, — ухмыльнулся Жуайё. — Ты встретился с маленькой Эдит. Давай дальше.

— Погоди, не перебивай! Мне вчера домой был телефонный звонок. Только очень непонятный. От какой-то Филиппы.

— Ну ты даешь! Я уж подумал, у тебя что-то серьезное, а ты опять о бабах. Ну и здоровье же у тебя!

— Нет, это совсем не то. Эта Филиппа звонила мне из Монсегюра в стране катаров.

— Ну и что? К ним в Лангедок телефон разве еще не провели?

— Да провели, но вот в чем дело… ну, скажи, что я чокнулся: она звонила из тринадцатого века?