Кастрировать кастрюльца! - [2]

- Эх! - со своего места сказал еще один остряк со стетоскопом. - Ходил бы ты, Кастрюлец, при государыне Екатерине в фаворитах, смешил бы ее до слез, правда, Капа? Да куда она, черт возьми, подевалась?!

- Хватит вам смущать юношу! Он еще послужит Родине! - сказала врач-окулист, и все опять грохнули. - На, возьми полотенце! Перекройся! Проверим глаза.

- Нам бы тоже неплохо проверить, не грезу ли созерцаем! - снова ввязался чернявый врачишка.

- Всё, товарищи! Довольно! Проверяем зрение, молодой человек! Да притяни ты свое сокровище к животу! - голос ее вдруг охрип, поменял тембр в грудную сторону, но сделался раздраженный. - А то успокоительного дадим! Теперь гляди сюда, - раскрыв толстую книгу с рябыми таблицами, сказала она. - Какая цифра?

- Где?

- Здесь.

- Тут?

- Тут.

- Нету здесь никакой цифры!

- Не валяй дурака! А это какая? Держишь ты полотенце или нет?!

- Два.

- Правильно, а тут?

- Нету никакой...

- Как нету?! Вот же - четыре! Видишь, из зеленых точек?

- Где они зеленые? Когда красные...

На выходе его ждала курившая и глядевшая вдаль медсестра.

- Не расстраивайся, - сказала она. - Ничего тут смешного нет, а я, например, ничего не видела. Это нервное. В армию тебя не возьмут - Марья Иванна дальтонизм написала. Хочешь на Колхозной рубашку сшить? Бордовую в полоску? Еще могу ордер на бурки устроить.

И, передернувшись, повернулась уходить к врачам.

...А врачам потом всю жизнь было что рассказать женам и знакомым. Миф и легенда не умирали. Так что я тоже наконец собрался с мыслями и записал немыслимую жизнь нашего героя...

Через два дня Кастрюльцу пришла повестка: "Вам надлежит явиться такого-то к такому-то времени по такому-то адресу за получением выделенного на вас ордера".

Там, где бывает подпись военкома, стояло "медсестра Бордюрова".

Капу он разыскал по повестке в окрестностях завода "Калибр", где прежде ни разу не бывал, хотя "Калибр" был не так уж и далеко: сперва свалка, потом поблескивавшие битым стеклом пахотные земли колхоза имени Сталина, потом текла Копытовка, потом было что-то еще, а уже дальше серели твердыни завода.

- Хлеба с маслом хочешь? С шоколадным?! - спросила Капа. - Чаю выпьешь? Вот он ордер! (Она не обманула - бурки считались обувкой недостижимой.) Здорово, что зашел, а то я грустная сижу! - Капитолина безотлагательно приступила к освоению, а заодно и просвещению непуганого Кастрюльца. Случай тут неприятный на меня подействовал. У одной медсестры, вроде меня, был парень, вроде тебя. Она с ним это... Ну, в общем, дружила. А он с другой кем-то, паразит, спознался. Ну она его на деньрождение позвала, медсестра то есть. Пили, закусывали. Легли. А он, пьяный, даже ее не это, не отодрал то есть. Взял и заснул. С другой, сволочь такая, смылился. Тогда она сперва в учебник поглядела, прокипятила инструменты, а потом взяла и кастрировала его. Но, конечно, антисептически. Очень медсестра была высокой квалификации... Понял историю? Вот не повторяй такого никогда.

Кастрюлец невозмутимо ел хлеб с буроватым маслом, хотя слово "кастрировать" уже слышал. На комиссии его говорил длинноносый врачишка.

- Ладно, не тушуйся, - поняв, что Кастрюлец ничего не вынес из ее сообщения, сказала Капа. - Чай тоже пей! Сахар бери! Лучше тогда анекдот расскажу. - Капа продолжила свою обволакивающую работу. - Один пацаненок говорит другому: "У меня мать с отцом, как спать лягут, сразу храпеть". "А у меня, - говорит второй, - на кровать за шифоньером завалятся и в лото играют. То батя, то мать "я кончил, я кончила" хвастают..."

И Капа на Кастрюльца, спросившего "ну и чего?", поглядела.

Снова чертов анекдот до него не дошел! Про первый раз сообщим дальше. А ему опять, как тогда, пришло в голову загадать загадку, что если взять и написать "улыбок тебе пара"? Но загадывать такое в гостях он постеснялся и уронил от неловкости чайную ложку.

Наклонившись ее поднимать, Капа прошлась рукой по Кастрюльцевым штанам, потрясенно на него глянула и раздраженно пробормотала: "Неправда, такого не бывает!", причем руки ее запрыгали и обнаглели... "Во как уперся! Штаны не расстегнуть..." - бормотала она, а потом словно взбесилась. Кастрюлец прямо растерялся.

- Вот тебе еще ордерок! - как ненормальная прохрипела Капа и задрала юбку. - Только не торопись, пацан, понял... А то отрежу... И слушайся, раз с медсестрой кувыркаешься... А я уж тебя натаскаю! - и завыла: "Уй-юй-юй!"

И Кастрюлец стал открывать и осваивать все какие есть проникновения и увертки, и оба принялись ощущать горячими женским и пацанским туловищами все бугры и вмятины Капиной постели, и внимать каждый голос каждой пружины пролежанного матраца. "Уй-юй-юй!" - а простыня с пододеяльником внаглую сбивались в непристойные комки, и чавкали подматрацные сочленения, и ездила под полосатым тиком тюфячная морская трава, и стон каждой пружины вызывал в колотившихся друг о друга телах два отголоска - по отголоску в каждом, а всхлип каждого сочленения - два ответных всхлипа. И учебе этой конца не было, ибо не было конца Капиному "уй-юй-юй", и не кончалось ее остервенение, и насыщение не наставало.