Кастрировать кастрюльца! - [12]

"Валька! Такого не бывает! Не упрекай, Ростов, девчонку! Уй-юй-юй!" послышался с лежака глухой крик. А Валька, писая про запас в теплое море и сразу заодно моясь, громким шепотом беспокоилась: "Ты там его не приканчивай. А то смылится!.." "Вал-ля! Такие не смыливаются..."

И только что сверкавшие заодно с повисавшими на грудях каплями ростовские глаза - темнели сперва у одной, а потом у другой. А потом темнели по новой. Но этого в черноморской тьме было не разглядеть...

Молве дан был ход.

Через два дня на базаре случилась перепалка - сразу трое курортниц окружили Кастрюльца и повздорили из-за мацони, во-первых, советуя, где его брать, а во-вторых, простокваша это или варенец. И продававшие мацони черные старухи тоже перессорились, но те из-за покупателя.

На пляже лепные Кастрюльцевы трусы стали угрожать распадом как парам складывавшимся, так уже сложившимися приехавшим. Кольцо пахнувших плохим кремом симпатизанток стискивалось вокруг Кастрюльца, так что даже в бинокль поглядеть не удавалось. Правда, теперь у лохматой веревки, покрасивей свесив груди, стал расстилать полотенца вдоль моря чуть ли не весь женский пляж, давно уже Кастрюльца оценивший. А поскольку ростовчанки смотались в Сухуми и за большие деньги купили для него на базаре модные плавки в обтяжку (а в обтяжку - оно и есть в обтяжку!), с ним стали заговаривать, отставляя и поджимая зады, все курортницы. Тут уж девчонки-ростовчанки, не надеясь удержать оборону, намекнули на кое-что ничего не понимавшим мужьям и ухажерам. Но это они сделали зря. И себе не на пользу. Кроме дамских потасовок, Кастрюльца ожидал теперь правильный мордобой.

А тут и на горе, в санатории №3, куда он даже еще ни разу не поднимался на танцы, в палатах, где путевочницы жили по шестеро и у каждой под кроватью стоял в тазу свой арбуз с искромсанным мокрым вырезом, чтобы удобней есть ложкой, тоже стали чуть ли не выцарапывать друг дружке глаза, и, чтоб не нарываться, Кастрюлец еще до субботы сбежал в Гагры, так и не напевши Сергей Иванычу обещанное. Поэтому на ближайшие годы все опять сваливалось на меня...

...Прошла веселая молодость, и ему предстояло жениться. На этом настаивали родители. С невестой его познакомили, и до свадьбы их отношения были вполне традиционными, хотя Кастрюлец вел себя как слон в посудной лавке. Между прочим, невеста происходила из Кишинева и была, понятное дело, обшита по каемке военной резиной, но он все равно, дурачок, забывался и, когда она отпихивала его уже обеими руками, говорил что-нибудь сто раз проверенное, скажем, "взгляд многообещающий, но мало дающий", причем, чтобы обезоружить строптивицу, провоцировал ее взгляд вовсе, кстати, не многообещающий, или обе отпихивающие невестины руки обратиться к вздутию бостоновых своих брюк.

Невеста, увы, руки отдергивала, а взгляд отводила черт-те куда.

Разрешил ситуацию вялый растлитель Леня Похоронский. "Кастрюля, сказал он, - в загсе солобом не фикстулят. Подожди. Она никуда не денется. Она тебе еще надоест".

И Кастрюлец (у него же не прекращало наставать время мысли) вроде бы понял, что клеится не к первой встречной, а, как принято говорить, к матери своих будущих детей, что, оказывается, совершенно другое! Он повел себя тише, но фразу "Я даже не думаю, что безо всего вы интересней, чем одетая к лицу в эту одежду" все-таки попробовал.

Не сработало.

После же свадьбы стали происходить вещи и вовсе странные. Он жену не только не потряс, но даже не поразил. И глаза ее не потемнели, и впредь не темнели, и лицо не становилось мальчишечьим. Ей, видите ли, что-то не пришлось, и, чтобы не подвергнуться супружескому счастью, она чего только не придумывала - или рано, устав от мокрой уборки, ложилась спать, или наоборот, не управившись с уборкой, целый вечер ходила вытирала пыль и поздно, когда он уже глядел свои двухцветные сны, укладывалась. Имевшая же место законная близость всегда происходила в каких-то хитроумных пространственных ограничениях, соответствовать которым было ой как не просто! Однако она упорно внедряла замысловатые приспособления типа, скажем, колец, накидывавшихся в санатории №3 на игровые стержни, хотя вообще-то была толстоногой коровой, и когда бежала к автобусу, то из-за узкой юбки откидывала, как в чарльстоне, ноги по диагонали назад.

И Кастрюльцу пришлось поделить жизнь на обременительную из-за дистанционных устройств - семейную и прежнюю - без таковых.

Был он в поиске и натиске неудержим и, наметив цель, невероятно искусен - этакий непромахивающийся стрелок по неуворачивавшейся дичи. Самые знающие себе цену, самые неприступные и уважающие себя женщины, причем даже партийные, сдавались, дабы после обеспамятившего их грехопадения образовать новую очередь подруг, взволнованных невероятными рассказами.

Но как он действовал?!

Он действовал, как мы с вами никогда действовать не станем. Или потому, что не сможем, или потому, что сробеем.

Вот, например, сидит он в поликлинике (почему он стал по ним ходить, скажем). Очередь во весь коридор. Сидит он от врачебных дверей неблизко, но еще не ближе интересная собой, однако явно не легкомысленная особа. Он на нее, конечно, упал. Подходить и знакомиться прямо тут при сидящей, как пеньки, очереди? Он-то что! Но она явно оскорбится. Дожидаться ее после врача? Еще чего! Да и неизвестно, получится ли что-то таким манером тоже. Поэтому он спускается в регистратуру, спрашивает в регистратуре телефон регистратуры, идет на улицу к неблизкому автомату, звонит в эту самую регистратуру и говорит, что вот на втором этаже в очереди к такому-то врачу сидит женщина в зеленом, то есть в красном, так нельзя ли, мол, ее позвать, потому что дома у нее всё, как бы это вам поточней сказать... Регистратура отвечает: "Так я и побежала!", но он убедительно и еще вежливей продолжает: "Я режиссер и принесу вам билеты на пьесу Софронова во МХАТе". А еще умоляет не намекать этой гражданке на домашние обстоятельства, то есть не пугать ее. Удивленную гражданку зовут к телефону. Он, конечно, говорит "я извиняюсь" и что он из очереди - может, она обратила внимание, он в таком зеленом, то есть красном, костюме и с кепкой на коленях? Она обратила. Тогда он вежливо объясняет, что в очереди не хотел ее конфузить, но собирался предложить пойти перед ним, однако не предложил, потому что очередь бы запротестовала. Между тем ему все понятно про ее болезень - это или почки, или, простите, цистит, ведь вы же три раза бегали? Бегали! - потому что сам он врач, но не по урологии, а по остальному организму, и может устроить ей консультацию у крупного профессора, хотя вообще-то ничего страшного нет, но не следует упускать время.