Кассандра - [2]

— А какая тема может быть прекраснее и интереснее для мужчин, чем обсуждение слабостей прекрасного пола?! — решил подразнить приятеля Степан. — В наше время барышни весьма подвержены влиянию заграничной моды на эмансипацию. На Крещатике все портные — с немецкими и французскими фамилиями, а по физиономиям нетрудно определить, что это Кацы и Штейны.

— Какая разница, кто они — французы или евреи, если шьют качественные, модные вещи?! — чуть раздраженно вступил в спор Кузьма, юноша в студенческой тужурке, высокого роста, худощавый, астенического сложения.

Несмотря на молодость, он уже успел обзавестись залысинами в окружении редких волос; его черные запавшие глаза в ореоле вечных синяков от недосыпания были всегда полны мысли; на худощавом, вытянутом лице выделялся большой нос с горбинкой. На курсе над Кузьмой потешались, а за глаза как только ни называли: «лысая каланча», «дворник», «циркуль»; смеялись, что для его появления на свет отец не приложил ни малейших усилий, а постарался явно один из жильцов доходного дома, где тот работал. И в самом деле, долговязый, как бы тянувшийся вверх Кузьма совсем не походил на отца — низенького, круглолицего, фигурой смахивающего на колобка. Кузьма на это не обращал внимания. Он отличался глубоким знанием предметов и мог с отличием завершить учебу. Но с тех пор, как с ним подружился Петр, насмешки поутихли — боялись вспыльчивого характера Петра, который проявился не сразу. Однажды Петр, услышав шутку с бородой по поводу родителей Кузьмы, молча отправил шутника одним ударом в глубокий нокаут. Вспыхнул скандал, Петру грозило отчисление, а тот вел себя по-прежнему независимо и наотрез отказался просить прощения. Приехал отец Петра и замял скандал, но виновник держался до конца, так и не признав совершенного проступком.

Приятели неспешно прогуливались по Владимирской горке. Оставив за спиной каменный постамент великого князя с темным крестом, усеянным электрическими лампочками, они направились на звуки военного духового оркестра, разместившегося в ажурной чугунной беседке, из которой открывался чудесный вид на могучую реку, еще не вошедшую в берега после весеннего разлива. Субботний вечер только начинался, но на тенистых парковых аллеях уже становилось многолюдно, сюда стягивался люд, не желавший платить за вход и развлечения в «Шато де Флер». Непривычно стойкая жара на протяжении последних десяти дней, без дождей, заставляла искать спасения в тени деревьев многочисленных парков, которыми был издавна славен древний город.

Попавшим на эту гору-парк становилось необычно покойно: спадало дневное напряжение, дурные мысли улетучивались, на смену приходили легкость, ностальгические мысли о бренности человеческого существования: короток человеческий век, пройдет совсем немного времени, и здесь будут гулять потомки, любуясь каштанами, кленами, липами, которые за это время станут лишь выше.

А какой здесь воздух, напоенный ароматами, характерными для каждого времени года! Даже зимой тут дышится не так, как внизу, снег не такой, как в городе, не спешит растаять, дотягивая чуть ли не до мая. И сразу за ним — буйство зелени, словно взмахнули волшебной палочкой — и в один миг деревья надели праздничные зеленые наряды. А золото осени магически притягивает взгляд и что-то загадочно-интимно нашептывает прохожему, шурша опавшими листьями.

Вот в этом чудесном парке приятели и спрятались от пыльной раскаленной мостовой, цокота копыт, покрикиваний извозчиков, вони конских испражнений, трелей электрических трамваев, свистков строгих кондукторов, пронзительных сигналов клаксонов самоходных экипажей и неумолкающего прибоя человеческих голосов, в котором чего только ни различишь.

— Господа студенты! Купите газету — последние новости: убийца рабочих Червоненкис сам пришел в полицейский участок! — выкрикнул лохматый мальчишка, продавец газет, завладев вниманием студентов. — Его будет защищать знаменитый адвокат Богров!

— Столько убитых и покалеченных под обвалом сооружаемого высотного шестиэтажного дома, а ему наверняка сойдет это с рук благодаря ловкости адвоката, знающего, с кем сыграть партию в винт[2]! В крайнем случае виновным сделают десятника! — нервно сказал Кузьма, а Петр сунул мелочь мальчишке и, получив газету, протянул ее Степану:

— Это поинтереснее нелепых высказываний гласного городской думы.

— Строительный бум для кого-то оборачивается горем, — веско произнес Кузьма. — Сейчас строиться — значит разбогатеть. Возведенные дома сразу закладываются в банк или кредитное общество, а на полученный кредит возводится новый дом, который хорошо продается, даже без завершения внутренних работ. Результатом погони за рублем стало сооружение наскоро многоэтажек, не исключено, что некоторые из них со временем обрушатся. А виновного тогда и подавно не сыщут!

— Посмотрите на этих дам… Поистине начавшийся двадцатый век — время эмансипированных женщин, которые ничего не боятся, — вновь засмеялся Степан и указал на трех барышень, прогуливавшихся в сопровождении офицера в парадном мундире.

На дамах были полупрозрачные шаровары разных цветов, открывающие взору их прелести, и воздушные накидки. Они шли, громко смеясь и разговаривая, не обращая внимания на то, какое впечатление производят своим видом. За ними, на расстоянии пяти-шести шагов, двигалась все увеличивающаяся группа людей, громко выкрикивавших язвительные насмешки в сторону барышень. Офицер, красный как рак, деланно улыбался, его правая рука все тянулась к сабле, но спутницы, видимо, его успокаивали.