Кары (сборник) - [2]

Георг гораздо охотнее писал о подобных вещах, чем о том, что он сам месяц назад обручился с фройляйн Фридой Бранденфельд, девушкой из состоятельного семейства. Он довольно часто говорил со своей невестой об этом друге и их странных эпистолярных отношениях. "Тогда он не приедет на нашу свадьбу", говорила она, "а я очень даже вправе познакомиться со всеми твоими друзьями". "Я не хочу его тревожить", отвечал Георг. "Пойми меня правильно − он приехал бы, по крайней мере, я в это верю, но он бы чувствовал себя принужденно и ущербно, вероятно, завидовал бы мне, и явно недовольный и неспособный от этого недовольства отделаться, вернулся бы к себе один. Один − понимаешь, что это значит"? "Ну, а не может он узнать о нашей свадьбе откуда-нибудь еще"? "Я, конечно, не могу этому помешать, но при его образе жизни это маловероятно". "Если у тебя, Георг, такие друзья, то лучше бы тебе и вовсе не жениться". "Тут мы, конечно, оба виноваты, но у меня сейчас что-то нет желания что-либо с этим делать". И когда она, прерывисто дыша под его поцелуями, успела выговорить: "А все ж таки мне от этого обидно", он про себя решил, что не будет никакого вреда в том, чтобы обо всем написать другу. "Пускай принимает меня таким, какой я есть", сказал он себе. "Не перекраивать же себя для дружбы с ним лучше, чем я есть".

И в том длинном письме, что было написано с утра в воскресенье, он сообщил своему другу о произошедшей помолвке в следующих выражениях: "Наилучшую же новость я приберег напоследок. Я обручился с фройляйн Фридой Бранденфельд, девушкой из состоятельного семейства, что поселилось в наших краях, когда ты уже давно уехал, так что вряд ли ты ее можешь знать. Поводов написать тебе подробнее о моей невесте еще будет предостаточно; сегодня же хочу тебя обрадовать тем, что я совершенно счастлив, и что изменилось в наших взаимоотношениях единственно то, что отныне ты во мне вместо обыкновенного друга обрел друга счастливого. Помимо того, в моей невесте, которая шлет тебе сердечный привет и вскорости напишет тебе сама, ты найдешь искреннего друга, что вовсе для холостяка немаловажно. Я знаю, что от визита к нам тебя удерживает множество обстоятельств − так не послужит ли как раз моя свадьба поводом к тому, чтобы отбросить все препятствия в сторону? Но как бы там ни было, поступай безо всякой оглядки на меня, а только по своему разумению".

Георг на какое-то время застыл за письменным столом, повернув голову к окну и держа в руке письмо. На приветствие проходившего по улице знакомого он ответил едва заметной отсутствующей улыбкой.

В конце концов, он засунул письмо в карман, вышел из кабинета, и сквозь узкий коридор прошел в комнату отца, в которой не бывал уже несколько месяцев. К этому, в сущности, не было никакой необходимости, поскольку он постоянно виделся с отцом в конторе, обедали они вместе в трактире, а по вечерам, хоть каждый и выбирал занятие на свой вкус, они обыкновенно оказывались, каждый со своей газетой, в общей гостиной. Единственное, что нарушало этот порядок, были визиты Георга к друзьям или, в последнее время, к своей невесте.

Георга поразило, сколь темно было у отца в комнате в такой солнечный день. Какую все-таки тень отбрасывали высокие стены, окружавшие узкий дворик! Отец сидел у окна в углу, всячески украшенном памятными вещицами покойной матери, и читал газету, глядя на нее искоса и пытаясь тем самым приспособить свои слабеющие глаза. Отодвинутый на край стола завтрак казался почти нетронутым.

—  А, Георг, − произнес отец и двинулся ему навстречу. Его тяжелый шлафрок распахивался при ходьбе, полы развевались; "мой отец все еще гигант", подумал про себя Георг.

—  Здесь же невыносимо темно, − сказал он вслух.

—  Темно здесь и вправду, − ответил отец.

—  Окно ты тоже держишь закрытым?

—  Мне так лучше.

—  На улице ведь очень тепло, − сказал Георг, как бы продолжая свою исходную мысль, и сел на стул.

Отец собрал посуду от завтрака и переставил ее на сундук.

—  Я, собственно, хотел тебе только сказать, − продолжал Георг, рассеянно следя за движениями старика, − что я как раз сообщил в Петербург о своей помолвке.

Он приподнял письмо в кармане, так что стал виден его край, и опустил его обратно.

—  Отчего в Петербург? − спросил отец.

—  Как же, моему другу, − ответил Георг и попытался встретиться с отцом взглядом. "В конторе-то он совсем другой", подумал Георг, "не то что здесь: развалился и руки скрестил."

—  Да, твоему другу, − подчеркнуто произнес отец.

—  Ты же знаешь, отец, что я сначала думал умолчать ему о моей помолвке. Чтобы его не расстраивать, только поэтому. Ты же знаешь, он сложный человек. И я сказал себе − он же может узнать о помолвке не от меня, хоть при его образе жизни это и маловероятно − помешать я этому не могу, но от меня самого он об этом узнать никак не должен.

—  Ну, а теперь ты стал иного об этом мнения? − спросил отец, положил при этом газету на подоконник, поверх газеты очки и прикрыл их ладонью.

—  Да, теперь я иного мнения. Если он мне хороший друг, сказал я себе, то моя счастливая помолвка должна и для него быть радостью. Потому я немедля ему об этом написал. Но перед тем, как бросить письмо, я все же хотел тебе об этом сказать.