Карусели над городом - [64]

Алексей Палыч, не поднимая глаз, пожал синюю ладошку, но тут же спохватился.

– Безобразие! – сказал Алексей Палыч, косясь в сторону начальника лагеря.

– Товарищи, спасибо, – сказал начальник лагеря нехорошим голосом. Таких голосов не бывает у людей, собирающихся простить. – Все свободны. Куликов и Солнечный пройдут со мной в канцелярию.

– Концерт окончен, – сказал в мегафон Вен-Вен. – Граждане, расходитесь. Граждане, не толпитесь.

Именно в эту минуту при виде синих мальчишек в голове Вен-Вена произошло короткое замыкание в творческом смысле. Он ясно увидел свою новую пьесу.

Она была в синем цвете. Синие мальчики и синие девочки пели и танцевали на сцене. Синий оркестр играл "Голубой блюз". Все было дико тоскливо, невыносимо скучно, жутко одиноко. Смысл пьесы заключался в том, что в ней не было слов. Можно было петь только "на-на", "ла-ла", "ра-ра", "па-па" и... "ку-ку".

"Ку-ку" было настоящей находкой, такого еще нигде не встречалось.

Вен-Вен быстрым шагом направился в клуб – записывать идею, пока она еще дымилась.

За ним потянулись остальные.

Начальник лагеря, Борис, Феликс и Алексей Палыч пошли в канцелярию. Ребята, встречавшиеся им на пути, прилипали к этой группе, как железные опилки к магниту. Всем хотелось посмотреть, как ведут себя приговоренные перед казнью. Провожали Бориса и Феликса молча. Никто не смеялся и не злорадствовал. Один лишь Дегтярев забегал вперед и пятился задом, надеясь разглядеть слезы на лицах преступников.

Все четверо поднялись на второй этаж над столовой – в небольшой кабинет начальника лагеря. Он молча подвинул стул Алексею Палычу и сел за стол.

– Ну... – сказал начальник лагеря, и в этот момент в дверь постучали.

– Войдите.

В дверь просунулись Ира и Тома и остановились у порога.

– Что скажете?

– Они не виноваты, – сказала Ира.

– Это мы виноваты, – сказала Тома.

– В чем же ваша вина?

– Мы послали их за земляникой, а они заблудились.

– И все?

– Все, – сказали девочки.

– Хорошо, девочки, идите.

– А вы их простите? – спросила Тома.

– Идите.

Девочки ушли. Теперь они чувствовали себя виноватыми еще больше, теперь им стало ясно, что не нужно было поднимать панику.

– Ну, вот и все, – со вздохом сказал начальник лагеря. – Скажите мне, какой черт вас туда занес? – спросил он ребят. – Что за удовольствие купаться в этой канаве? Кроме того, в лес ходить тоже не разрешается.

– Мы не купались, – ответил Борис. – Все получилось нечаянно.

– Что значит нечаянно?

– Он случайно упал в воду, а я... – Борис хотел сказать "спас", но подумал, что в слове этом слишком много геройства. – Я ему помог вылезти.

– Значит, ты его спасал?

Борис промолчал.

– Вообще-то так могло быть, – робко вступился Алексей Палыч. Куликов мальчик довольно решительный.

– Допускаю. Тогда пусть Куликов мне так же решительно объяснит, почему у него костюм крашеный, а у его друга нет.

– Потому что он упал без костюма.

– Случайно упал без костюма? Сначала разделся, а потом упал... Зачем он раздевался? Знал, что упадет?

Борис молчал. Феликс видел, что Борису отвечать трудно. Он знал, что должен молчать, но все же бросился на выручку:

– Я разделся, чтобы перейти на другой берег.

– Зачем?

– За земляникой.

– Ясно. Дальше.

– Боря говорит правду. Я упал, а он прыгнул и помог мне вылезти.

– Что же, на другом берегу земляника слаще?

– Там не было земляники. Там ромашка, – правдиво сказал Феликс.

– А друг твой честнее тебя, Куликов, – сказал начальник лагеря. Вот уж действительно ирония судьбы: отец спускает в реку краску, а сына за это выгоняют из лагеря.

Начальник лагеря подошел к окну и взглянул вниз.

– Целая толпа стоит, – сказал он. – Ждут, чем кончится. И все знают, чем должно кончиться. Сто раз говорили: полез в речку – пощады не будет. В разное время мы уже выгнали одиннадцать человек. Если сейчас простить этих, то что сказать следующим? Вы же сами педагог, Алексей Палыч, вы должны меня понять.

– Я-то понимаю, – покорно сказал Алексей Палыч. – Только мне мальчика деть совершенно некуда. Мальчик издалека...

– Кстати, – сказал начальник лагеря, – что-то многие интересуются этим мальчиком. Тренер интересовался, откуда он приехал. Документов на него в канцелярии нет, но об этом я и сам знаю. Это уж наша с вами договоренность. Но вот почему им так интересуется парикмахер, это мне не совсем понятно.

– Парикмахер? – удивился Алексей Палыч.

– Да. Вы его знаете, наверное; Август Янович, кажется.

– Чушь какая-то! С какой стати им должен интересоваться Август Янович?

– Вот и я не пойму. Причем плел какую-то чепуху, будто вы с мальчиком ко мне приходили. У меня сложилось впечатление, что он хотел что-то выведать, но я так и не понял, что именно.

– Август Янович – человек весьма любопытный, – деликатно заметил Алексей Палыч. – Очевидно, это свойство профессии...

– Ну, оставим парикмахера. Вы старше меня и опытней, Алексей Палыч. Может быть, вы мне посоветуете, что делать? В семье Куликовых как-нибудь переживут. В этом есть даже определенный юмор. Мне было бы крайне жалко, если бы Куликов-старший не увидел своего синего сына. Но вот вы говорите, что Солнечного вам девать некуда...