Карусель (Рассказы) - [5]
— Кто скажет, куда ехать? — наконец затормозив, спросила она неприятным голосом. Бревна впереди топырились как противотанковые ежи. Вот вас попросим, товарищ Сергей.
— Не знаю, — пробормотал Сергей. — Я не местный.
Аня потушила фары, чтоб не слепило, и, дернув дверцу, выглянула. Объездной колеи не видно было, хотя, может, и не ездили тут больше.
Я тоже распахнул дверцу. Мороз был слабый, но, правда, задувал ветер, и поле в сумерках дымилось снегом. Справа, далеко, оно подходило к темному перелеску. Что-то кучкой бежало туда по снегу.
— Собаки, — предположила Аня тихо, — одичавшие. Слышите лай?
Я кивнул.
— Анюта, — начала сзади баба Фая очень подобострастно. — Может, обратно к развилке, а?..
— Да, да! К раз-звилке, — сквозь зубы поддержал Сергей. — Поехали, поехали! К раз-звилке!
Голос у него был как будто знакомый, как и все эти тоскливые поля.
— Паспорт, — усаживаясь напротив, приказал опер. — Вы тут з-зачем?
Мы приехали с самого утра, поезд они называли «теплушкой»: три-четыре вагона всего. Мордовия, Потьма, Явас, 70-й год.
Но был уже вечер. Теплушка ходила два раза в сутки: утром туда, вечером обратно. Вдоль всех лагерей.
— Если бы вас попросила женщина помочь привезти мужу на свиданье поесть, вы отказались бы, капитан?
Мы ехали заново от развилки — сугробы тянулись почти по плечи совсем близко с обеих сторон.
«Этот дурак, конечно, не опер. Молодой еще», — подумал я.
— Кровь. Смотрите, кровь течет! — зашептал он мне прямо в затылок. — Смотрите, опять кровь течет! Рыба…
Он там качался из стороны в сторону, прижимая обмотанную ладонь к животу.
— Нет рыбы, милый, ми-лый, потерпи, — прошептала быстро баба Фая. Нет рыбы, милый!
«Чокнулся, что ли?» — подумал я.
— Только лунку высверлил во льду, — пробормотал он, икая, — оп-пустил леску, хотел на ящик сесть, по-нимаете?! Клюнула! Тащу длинную, ка-ак змея, только она с зуб-б-бами! Вырвалась и — напрочь! По-нимаете?! Откусила мне пальцы напрочь! Понимаете?! Пальцы мои напрочь!
— Милый ты мой, ми-лый, потерпи!!
Мы уже въезжали в открытые ворота, над ними железная арка с надписью полукругом наверху.
— Это дом отдыха, — повернулась Аня. — Надпись видели? Где у вас врач? — крикнула она, приспуская стекло.
Мы застопорили у корпуса с черной буквой «В» на кирпичной стенке. Дверь открывалась туда, закрывалась, выходили, входили люди, было слышно, как там под баян поют «Подмосковные вечера».
— Понятно. — К нам наклонилась женщина в белом халате и накинутом сверху пальто, глядя издали на обмотанную руку. — Это четвертый случай, пирамин, — уточнила женщина. — Пойдемте, больной, сейчас сделают перевязку. Но только до больницы. А вы подождите, пока отдохните, спойте с нами.
Мы прошли. Большая люстра сияла у них под потолком, и было очень светло. На баяне играла женщина с припухлым, сосредоточенным лицом. По обе стороны от нее сидели старушки в платочках, пели.
— Помесь это, пирамин, — стараясь перекричать, объяснял мне сутулый человек в очках. — Американской рыбы пирайи и нашей миноги! Спускают в реку, знаете кто?!
Старушки, раскачиваясь слегка, румяные, как молодые, печально пели. Над ними стояли сзади бледные, в линялых ковбойках, лысоватые мужчины и тоже пели. Баба Фая подхватила вдруг с надрывом и так громко, а все равно печально:
Неразборчивое что-то сказала рядом Аня и повернула назад к дверям. Я, помня о картошке в «бутонах», на худой случай шагнул за ней.
Снаружи стало будто морозней, стояла наша машина с непотушенными фарами, в их свете так же, как пыль, мельтешил снег.
— Уже не поют. — Я послушал. — Какой-то танец современный.
— Брейк, — буркнула Аня. — Смотрите, это кто?! — Вскрикнула: — Это крыса!
— Слишком большая. Может, кошка?
— Идемте отсюда, я боюсь. — Она потянула меня.
Мы шли по расчищенной от сугробов аллее, но непонятно куда. Только светилось что-то длинное, не очень высокое в конце, поперек.
Вблизи это оказались просто теплицы. Снег возле них подтаял, и из жидкой черной грязи проступала пучками прошлогодняя, совершенно живая, очень зеленая трава.
— Тут вот тихо, ох, — прижав ладони к щекам, сказала Аня. — Ну, слава Богу. Ну, постоим хоть немного! Пожалуйста, поцелуйте меня. Пожалуйста…
Кажется, это по эффекту Мельникова, кажется, так: для того, чтобы избавиться от аллергии, нужно собирать в баночку пыль. Собирают ее, вытирая все вещи в комнате, а когда наберется полная, врач из пыли делает укол. Но я до сих пор не пробовал такого, хотя верю, что может помочь.
Я помню, как меня начали исключать на собрании и одна дура, явно меня жалея, выступила и все твердила: «У него есть черты некоторой индивидуальности (она, понятно, хотела сказать индивидуализма), и это единственный его недостаток. Единственный».
Но я-то хорошо знаю: то, что считается обычно необыкновенным, сплошь и рядом совершеннейшая реальность. Да и что может быть непонятнее того, что происходит с любым в следующую минуту?
Недавно мне приснился сон: я иду по городу, это не Москва, а, кажется мне, город, где я родился, по улице с одноэтажными домами, рядом моя жена Галя, не Аня, и мы еще совсем-совсем молодые и обсуждаем вслух: как же мы будем жить, ведь у нас ничего нет? Но, правда, у нас есть пенсия, и пока мы будем жить на пенсию. Хоть на хлеб и на картошку.
Илья Крупник писатель непохожий ни на кого. Его книги выходили редко. В 2015 году ему исполняется 90 лет. И, тем не менее, он молод в своем искусстве, своих чувствах, своих художественных поисках. Он в непрерывном движении, рассказы и повести в нынешнем сборнике отражают разные периоды его творчества и жизни. Истории непохожих человеческих судеб нередко повествуются от первого лица, молодого или старого человека, словно у писателя «блуждающая душа», как говорит один из героев его сочинений, настолько естественно автор перевоплощается в далеких друг от друга персонажей, фразы Крупника очень зримы, даже их слышишь: пластичность удивительная. Некоторые рассказы и повести впервые публиковались в журналах, другие написаны совсем недавно.
Читателя, знакомого с прозой Ильи Крупника начала 60-х годов — времени его дебюта, — ждет немалое удивление, столь разительно несхожа его прежняя жестко реалистическая манера с нынешней. Но хотя мир сегодняшнего И. Крупника можно назвать странным, ирреальным, фантастическим, он все равно остается миром современным, узнаваемым, пронизанным болью за человека, любовью и уважением к его духовному существованию, к творческому началу в будничной жизни самых обыкновенных людей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Проза Ильи Крупника почти не печаталась во второй половине XX века: писатель попал в так называемый «черный список». «Почти реалистические» сочинения Крупника внутренне сродни неореализму Феллини и параллельным пространствам картин Шагала, где зрительная (сюр)реальность обнажает вневременные, вечные темы жизни: противостояние доброты и жестокости, крах привычного порядка, загадка творчества, обрушение индивидуального мира, великая сила искренних чувств — то есть то, что волнует читателей нового XXI века.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.