Карусель памяти - [136]

Брайан погладил ее руку, когда она вставала со своего места, и Старла встала, чтобы коснуться ее плеча.

– С вами будет все отлично, – сказала адвокат. Кто-то положил запись с ее показаниями на стол перед ней. Ожидая, она смотрела прямо на Зэда Паттерсона, ища признаков того, что он ее узнал, но он мельком взглянул на нее, когда говорил что-то сенатору слева, который захихикал в ответ, его толстые щеки и двойной подбородок затряслись.

Ей велели начинать. Она облизала губы, набрала полную грудь воздуха и начала зачитывать запись своих показаний.

– Я подверглась физическому насилию в возрасте восьми лет, – читала она. – В отличие от предыдущих потерпевших, меня подвергли насилию только один раз. Тем не менее это оказало ужасные последствия на всю мою жизнь, с некоторыми мне до сих пор приходится бороться.

Она посмотрела вниз на свои руки, которые были сложены на столе, потом подняла глаза на комиссию.

– Летом в детстве я жила на ферме моих дедушки и бабушки в небольшом городишке в Пенсильвании под названием Джереми.

Запись гласила только «в небольшом городишке в Пенсильвании». Зэд Паттерсон, который рисовал что-то на листке бумаги, лежащем перед ним, неожиданно резко поднял голову. Казалось, его взгляд был сфокусирован на ней в первый раз, и она почувствовала быстрое биение своего сердца у себя в горле.

– Мой дедушка вырезал карусельных лошадок для собственного удовольствия, – продолжала она, больше не читая записи. – Он действительно построил карусель в амбаре за собственный счет.

Зэд Паттерсон откинулся на спинку стула, а толстощекий сенатор помахал копией ее показаний в воздухе.

– Вы не точно следуете своим показаниям, записанным здесь, мисс – ммм. – Он поискал в бумагах ее имя.

– Грэй, – сказала она.

– Да, мисс Грэй.

– Эта информация достоверна? – спросил один из сенаторов. Его толстые брови слились в одну линию.

Ванесса украдкой посмотрела на Старлу, чей рот был открыт, как будто она хотела что-то сказать, но не была уверена, стоит ли это делать.

– Да, – сказала Ванесса. – Чрезвычайно достоверна. Пожалуйста, отнеситесь ко мне с терпением.

– Продолжайте. – Сенатор разъединил брови и положил руки на стол.

– Тем летом, когда мне исполнилось восемь лет, мой дедушка нанял молодого человека, чтобы делать кой-какую работу на карусели, – продолжала она. – Однажды мужчина попросил мою сестру, которой было десять лет, помочь ему в амбаре. Она не хотела идти и послала меня вместо себя. Я вошла в амбар, и мужчина дал мне пирожное, покрытое шоколадом. Он был разочарован моим приходом. Он сказал, что предпочитает темноволосых девочек – волосы моей сестры были темные, – но что и я подойду.

В резком свете, льющемся сверху, лицо Зэда Паттерсона было похоже на скелет. Цвет сбежал с его кожи, которая плотно облегала высокие мертвенно-бледные скулы. Его губы белели тонкой полоской.

– И он стал говорить, какая я хорошенькая, какая смышленая, – продолжала Ванесса. – Он спросил меня, какая моя самая любимая лошадка на карусели, и потом поднял меня на нее, касаясь руками между ног, но я помню, что подумала: «Он – взрослый. Я могу доверять взрослым». Меня воспитали на мысли, что все взрослые – честные и защищали детей. – Она заколебалась. – Конечно, я была неправа, но именно так я думала в то время. Мне даже в голову не приходило, что он может как-то обидеть меня.

Ванесса еще раз украдкой посмотрела на Старлу, которая была почти такая же бледная, как и Зэд Паттерсон, под гривой своих растрепанных светлых волос.

Должно быть, Старла удивляется, что произошло с освещенным солнцем сеном на полу амбара. Что случилось с ее отличной, заслуживающей доверия свидетельницей, чьи свидетельские показания не были подвергнуты проверке?

– Он завел карусель и стоял рядом со мной, когда она начала вертеться. Он касался меня, и я начала чувствовать испуг, но не знала, что делать. – Ванесса почувствовала первый прилив слез. Она не позволит им пролиться. Она только крепче сжала свои ладони на коленях. – Когда мы крутились, он поднял меня с лошадки, взял за руку и повел к экипажу. Он усадил меня там и сказал мне, какая я красивая и как я его возбуждаю. Я ясно запомнила, что он употребил именно это слово «возбуждаю», потому что оно показалось мне тогда очень странным. Я не знала, что оно означает. Он сказал, что собирается сделать кое-что со мной – с моим телом – и что я не должна говорить об этом никому и никогда. Он улыбался и был спокоен. Он сказал, что от этого может быть немножко больно, но он постарается быть поаккуратнее. Тогда я начала плакать, и он обнимал меня и говорил, что я – храбрая девочка и что он очень постарается не делать мне больно, не больнее, чем должно быть. – На мгновение Ванесса не могла говорить. Она прижала кончики пальцев ко лбу, опустив вниз глаза, и почувствовала, как сначала одна, а потом и другая слеза скатилась по ее щеке.

Смахнув слезы пальцами, она снова посмотрела вверх.

– Я была смущена, – сказала она. – Он казался таким хорошим, и, казалось, это было чем-то, что непременно должно произойти. Как визит к доктору, где делают укол. Взрослый, у которого не было выбора, как только сделать мне больно.