Карты на столе; Занавес: Последнее дело Пуаро - [95]

Затем, обернув руку шелковым носовым платком, осторожно отвинтил пробку. На ней не должны остаться отпечатки пальцев.

Я высыпал таблетки. Да, они почти точно такого же размера, как аспирин. Отложив себе восемь таблеток, я положил в пузырек такое же количество аспирина, а сверху насыпал оставшиеся таблетки снотворного. Теперь пузырек выглядел в точности так же, как прежде. Аллертон не заметит разницы.

Я вернулся в свою комнату. У меня была бутылка виски – почти как у всех в Стайлз. Я достал два стакана и сифон. Аллертон никогда еще не отказывался от выпивки. Когда он придет, я предложу ему пропустить стаканчик спиртного перед сном.

Я бросил таблетки сламберила в стакан и налил немного виски. Они довольно легко растворились. Я в высшей степени осторожно попробовал смесь. Возможно, чуть-чуть горчит, но это едва заметно. Мой план был таков: когда появится Аллертон, я как раз буду наливать себе виски; я передам этот стакан ему, а себе налью другой. Все будет выглядеть вполне естественно.

Он понятия не имеет о моих чувствах – разве что ему рассказала Джудит. Немного поразмыслив, я решил, что это исключено. Джудит никому ничего не расскажет.

Вероятно, он считает, что я ничего не подозреваю об их плане.

Мне оставалось только одно – ждать. Пройдет еще немало времени, вероятно час или два, прежде чем Аллертон отправится спать. Он всегда поздно ложился.

Я спокойно сидел, поджидая его.

Внезапный стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Однако это был всего лишь Куртис. Пуаро меня звал.

Я сразу же пришел в себя. Пуаро! Я ни разу не вспомнил о нем за весь вечер. Должно быть, он не понимает, что со мной случилось. Мне стало немного не по себе, во-первых, потому, что я так и не побывал у него, а во-вторых, я побоялся, как бы он не заподозрил, что со мной творится что-то неладное.

Я последовал за Куртисом по коридору.

– Eh bien! – воскликнул Пуаро. – Итак, вы меня покинули?

Я притворно зевнул и улыбнулся с извиняющимся видом.

– Ужасно виноват, старина. Но, по правде говоря, у меня прямо-таки раскалывается от боли голова и глаза на белый свет не глядят. Полагаю, это перед грозой. Я совсем одурел от этой боли – даже забыл, что не зашел пожелать вам спокойной ночи.

Как я и рассчитывал, Пуаро сразу же проникся сочувствием. Он предлагал лекарства. Он суетился. Он обвинял меня в том, что я сидел на улице, где меня продуло сквозняком. (Это в самый жаркий день лета!) Я отказался от аспирина на том основании, что якобы уже принял его. Но мне не удалось избежать чашки сладкого и совершенно омерзительного шоколада!

– Это питает нервы, поймите же, – объяснил Пуаро.

Я выпил шоколад, чтобы избежать споров, и затем пожелал доброй ночи своему другу, восклицания которого, полные нежности и тревоги, звенели у меня в ушах.

Вернувшись к себе в комнату, я нарочито громко захлопнул дверь. Затем с чрезвычайной осторожностью приоткрыл щелку. Теперь я обязательно услышу, как идет Аллертон. Но это будет еще не так скоро.

Я сидел в ожидании. И думал о своей покойной жене. Один раз я чуть слышно прошептал: «Ты же понимаешь, дорогая, я должен спасти ее».

Она оставила Джудит на моем попечении, и я ее не подведу.

В полной тишине я вдруг почувствовал, что Цинтия совсем близко.

Мне казалось, будто она находится в комнате, рядом со мной.

И я продолжал сидеть в мрачном ожидании.

Глава 14

I

Как это ни бьет по моему самолюбию, я вынужден признаться, что в ответственный момент сплоховал.

Дело в том, что, сидя в ожидании Аллертона, я заснул!

Полагаю, тут нет ничего удивительного. Я очень плохо спал ночью накануне. Провел целый день на воздухе. Был измотан тревогой и нервным напряжением, ценой которого мне далось решение сделать то, что я собирался. И все это происходило в гнетущей предгрозовой атмосфере. Возможно, сыграло свою роль и неимоверное усилие, дабы сосредоточиться.

Так или иначе, это случилось. Я уснул в своем кресле, а когда проснулся, за окном щебетали птицы и светило солнце. Я сидел в неудобной позе, мятом костюме. Во рту был неприятный вкус, голова раскалывалась.

В первый момент я был сконфужен, растерян, противен самому себе, но затем испытал чувство огромного облегчения.

Кто это написал: «Самый мрачный день, если пережить его до завтра, закончится»? Как это верно! Сейчас, на свежую голову, я ясно видел, как перевозбужден и не прав был вчера. Вел себя как в мелодраме, утратив всякое чувство меры. Я вознамерился убить другого человека.

Тут мой взгляд упал на стакан с виски, стоявший передо мной. Вздрогнув, я встал и, развернув занавеси, вылил его в окно. Должно быть, вчера вечером я сошел с ума!

Я побрился, принял ванну и оделся. Затем, почувствовав себя гораздо лучше, пошел к Пуаро. Как мне было известно, он очень рано просыпался. Я сел и чистосердечно все ему выложил.

Это было большим облегчением.

Он с мягкой укоризной покачал головой.

– Ах, какие глупости приходят вам в голову! Я рад, что вы пришли ко мне исповедаться в своих грехах. Но почему же, мой дорогой друг, вы не сделали это вчера вечером и не рассказали, что задумали?

Я сконфуженно признался:

– Наверно, я боялся, что вы попытаетесь меня остановить.