Карты четырех царств - [27]

«Флюгер» старался, отрабатывал золото… и он уже был трупом. Вервр ждал, не мешая бывшему своему прихвостню сделать последние шаги. Он не желал согреваться прежде времени, делаясь заметным. Он без удивления — а как ещё могло быть, если засаду рядом выстроил горгл, бес первого царства? — проследил, как мостовая щетинится пиками яростного льда. Пики прицельно бьют по жертве — и человечишка, нанизанный на их острия, предсмертно дёргается, затихает. Предал всех и вся — и вот, странная гримаса справедливости, оказался сам предан, окончательно.

Приготовитесь засады — бес первого царства, обладатель карты мастера кукол с кличкой Кукольник — медленно, торжественно отделился от стены и потянулся. Он счёл засаду успешной и теперь дал жертве увидеть себя и осознать происходящее.

Вервр готов был мурлыкать от удовольствия. Сказанное воровкой пригодится куда скорее, чем он ожидал… И её выбор худшего из двух «новых» бесов был, пожалуй, верным.

Удивительно, как изменился невзрачный, сгорбленный старик — таким горгл выглядел рядом с Рэкстом, чтобы даже видом своим не претендовать на место вожака.

Сейчас Кукольнику не дать более сорока человечьих лет. Он рослый, иконописно-благообразный, с крупными грустными глазами и крохотными губами, не тонкими и хорошо прорисованными… Так и подобает по большинству иконных канонов миров, где внедрён монотеизм.

«Опять в Спасители готовится, гнилота», — мысленно вызверился вервр и кое-как унял гнев. Не время. Не место. Сейчас он наблюдает встречу Кукольника с тем, кто пока не кукла и кто игрушкой стать уж точно не пожелает. Не зря для него устроена засада…

Человек рассмотрел засаду, зарычал и обнажил саблю. Для вервра было обжигающе внятно всё — и как вскипела молодая кровь, готовя тело к бою, и как, наверняка, полыхнули искрами алости кончики волос. И как человек сдержал себя, буквально скрутил. Справился с яростью и вместо атаки лишь кивнул врагу. Человек старался быть взрослым. Он пришёл, потому что кто-то дал ему задание выслушать врага. Кто-то, кого этот юнец уважает.

— Умный мальчик, — проскрипел Кукольник. Его горло ещё оставалось слишком холодным, кожа при всяком движении звенела льдинками и шуршала каменно, мертво. — Выслушай. Пока ты слушаешь, важные тебе люди дышат. Князь подписал указ. Ты уже почти овдовел, Дорн хэш Боув, граф Нод. Овдоветь для вервра тягостно… звериная тоска. Не знаешь её? И не стремись узнать.

— Ничего он не подписывал, — упрямо отмахнулся Дорн, а это был именно он.

— Глупая вера в людей… Бес Рэкст называл тебя белым тигром, так? Не отвечай, я знаю ответ, я просто поддерживаю беседу, — голос Кукольника оживал и обретал оттенки и интонации. — Нас трое может быть в вашем мире — бесов нижних царств. Рэкст заигрался и сдох, вполне по заслугам. Мы устали от его звериной тупости. Тебя выманили, чтобы ты принял предложение. Не выслушал, как тебе обещали… а принял. Я не Рэкст, я не даю иллюзию выбора. Займи место багряного. Людям до бесов не дорасти, а ты самое малое наполовину — жалкий человечишка. Но я дам тебе славу и даже отчасти власть багряного беса. Так ты сохранишь жену и обретёшь положение. И не надо давать обещаний. Лишь возьми карту. Любую из этих.

— Я отвык драться ночами, пришёл для разговора, как взрослый… дурак, — пробормотал Дорн, отступая на шаг и озираясь. — Ничуть не полезна моя новая привычка не убивать до того, как заговорят… Что ж, убью теперь, выслушав.

— Человеку не убить горгла, — назидательно сообщил Кукольник. Скрипуче рассмеялся. — Если я кого и опасался, то…

— Меня, — прошелестел Ан.

Сердце завибрировало с чудовищной частотой, мгновенно прогревая тело Ана, почти кипятя кровь. Дорн подпрыгнул от неожиданности и охнул, отступил ещё на шаг и благоразумно выбрал позицию так, чтобы за спиной оказалась стена.

— Это ошибка, тигрёнок. Отойди от стены, — посоветовал вервр. — Имея дело с горглом, не приближайся к тому, что ему послушно. Мостовая, камни кладки, статуи, стены, целиковые дома… а равно вода, лёд, песок, туман обычный и ядовитый…

— Мы неп-победимы, — портя весь эффект похвальбы, икнул Кукольник, и песок зашуршал по его телу, дрожащему в ознобе большого страха.

Вервр оказался вплотную к врагу.

В один мгновенный шаг выдавил из Кукольника дыхание, притиснул дрожащее тело к стене.

Вмял в грудину когтистую лапу ладони.

Теперь он был хозяином положения — правда, для этого приходилось непрерывно рвать грудину и живот горгла мгновенными ударами, раз за разом разрушая тело, мешая ему восстановиться в полной мере. И устрашая! И нависая над врагом, чтобы тот знал своё место жертвы. Только жертвы, всегда и неизменно — жертвы.

Песок сыпался, каменное крошево брызгало во все стороны. Дорн, часто дыша и не двигаясь, мог видеть то, чего в этом мире давным-давно никто из людей не видел: как из каменных обломков тела мгновенно тянутся, формируются руки, иногда две, а иногда и четыре сразу. Как эти руки обламываются под ударами, рассыпаются песком… Снова растут из тела, из стены за спиной горгла, из мостовой…

Иглы льда копьями дыбят ближние сугробы, срываются в полет — и ломаются под блокирующим ударом ладоней вервра. Некоторые летят издали, и Дорн, окончательно придя в себя, рубит их, приняв неожиданно легко то, что в нынешнем бою он на стороне багряного беса.