Картотека живых - [145]

— Видел бы тебя сейчас Карльхен! — сердито сплюнул Гастон.

— Карльхен остался в лагере, — засмеялся Жожо. — Кто знает, может быть, доктор из Дахау сегодня же отправит его в солдаты.

— В твои постельные делишки я не вмешиваюсь. Но говорить с тобой мне надо с глазу на глаз. Отошлешь ты этого парня или нет?

— Это что, приказ?

— Не мой, а кое-кого повыше.

— Je m'en fiche! франц.

— Жожо! — Гастон остановился, приподнял плечи, сжал кулаки.

— Хочешь подраться? — усмехнулся Жожо, но предусмотрительно снял руку с плеч Берла.

— Нет, не стану мараться. — И Гастон снова сплюнул. — Обидно вспомнить, чего ты только не наобещал, когда в Варшаве мы спасли тебя от штрафного лагеря.

Жожо слегка подтолкнул Берла.

— Иди вперед, малыш, я тебя догоню. — И он обернулся к Гастону. Верно, обещал… Ну, а вы выполнили свои обещания? Где конец войны? Где красное знамя над Берлином? Мне надоело ждать! Жизнь коротка. Пришло мое время, почему бы мне не пожить в свое удовольствие?

Гастон смерил его брезгливым взглядом.

— Кругом мрут люди, а Жожо хочет пожить в свое удовольствие. Торговать зубами мертвецов, сбивать цены Мотике, конкурировать с самим Дейбелем! Ловкач этот Жожо! Купил себе Берла и называет это жить в свое удовольствие. Пусть себе Франция и все остальное…

— Пусть! — сказал Жожо.

Гастон повернулся на каблуках и отошел, сжав кулаки в карманах. Ему не хотелось никого видеть. Вдруг он споткнулся. Кто-то подставил ему ногу. Это был Мотика.

— Что еще за дурацкие шутки? — огрызнулся Гастон.

Толстый грек с довольным видом расселся на камне у дороги и намазывал хлеб маргарином.

— Не злись, — подмигнул он элегантному французу. — Хочешь кусок?

— Нет, мерси.

— Погоди-ка. Для тебя, видно, мои манеры недостаточно изысканы? Тогда погляди-ка на своего дружка, нового капо Оскара. — Не поднимая глаз от хлеба, Мотика слегка кивнул головой вправо. — Вон он там сидит.

Гастон взглянул. В самом деле, там сидел чех-доктор с миской похлебки на коленях и крошил в нее сухие корки. Взгляды француза и чеха встретились, и они дружески кивнули друг другу.

Мотика, все еще не поднимая глаз, усмехался. «Погляди-ка на его манеры! Каков господин интеллигент! Крошит корку в суп, жрет, как свинья силос, а еще называется европеец!»

Гастон чуть не вытаращил глаза: не ослышался ли он? Здесь, в этой гнусной дыре, кто-то обеспокоен отсутствием хороших манер. И кто же, Мотика?!

Он молча зашагал и только через несколько секунд рассмеялся громко и зло, скаля зубы.

* * *

Потом он повстречал Фредо.

— Имей в виду, что Жожо совсем оторвался от нас, — проворчал он вместо приветствия, — я даже не передал ему твоего поручения. Партия уже не может на него рассчитывать. Если так пойдёт и дальше…

Фредо кивнул.

— Вижу, что ты не в духе. А я наоборот. Если нам не поможет Жожо, поможет еще кто-нибудь. Хороших людей хватает, их всегда больше, чем плохих. Не обратиться ли нам к Дереку? Или погоди, давай сделаем иначе, надо же привлекать новых людей. Что ты окажешь насчет Оскара?

Гастон удивленно поднял взгляд.

— Хороший человек, но не наш. У него в голове какая-то мешанина. Считает себя гуманистом, политики сторонится.

— А может, и не будет сторониться, — возразил Фредо. — Мне всегда казалось, что он не так-то далек от нас. Если он получит хорошую встряску… а это, кажется, как раз случилось. Вчера у него был какой-то неприятный разговор с рапортфюрером, потом произошло это несчастье с Шими-бачи. Оскар уже другой, вот увидишь. Прежде он все ссылался на свой врачебный долг, теперь он больше не врач, его убрали из лазарета.

— Я не против, можно попробовать. Но поговори с ним ты сам, ты его знаешь лучше, чем любой из нас. А теперь скажи мне, с чего это ты так развеселился?

— Мастер дал мне вчерашнюю газету, — прошептал Фредо, похлопав себя по карману. — Вечером я тебе ее покажу. «Фолькишер беобахтер» предостерегает западные державы и при этом цитирует Сталина. Представь себе, последнюю речь, произнесенную седьмого ноября! Теперь мы знаем не только то, что он действительно выступал на Красной площади, но и что он сказал. «Советский народ спас европейскую цивилизацию» — вот его слова. Нацисты теперь визжат в адрес Англии: «Зарубите себе это на носу. Если то, что спасли большевики, действительно европейская цивилизация, так вам, мол, придется несладко!» И так далее. Но для нас, разумеется, интересно в газете не это. Важно то, что Сталин сказал «спас». Понимаешь, не «спасает» или «спасет», а «спас» Фредо улыбнулся. — Так что можешь и ты развеселиться!

* * *

Фредо в тот же день поговорил с Оскаром. Он не стал пускаться с ним в принципиальный спор, а спросил только, хочет ли Оскар участвовать в подпольной операции на моллевской стройке. Врач сразу согласился, и Фредо объяснил ему что и как делать.

Но на следующее утро произошла одна из тех непостижимых перемен, которые часто случались в Гиглинге, и уговор с Оскаром пошел насмарку. Как только рабочие команды выстроились на апельплаце, пришел Копиц с трубочкой и вызвал из рядов Оскара.

— Ты опять будешь в лазарете, — сказал он с усмешкой.

И больше ничего!

Правда, повязку старшего врача Оскару не вернули, но Пепи позднее признался, что ему было велено во всем слушаться Оскара.