Картонные стены - [80]

– Нет.

– «Хороший сосед – большое благо», – важно пояснила Кларисса.

– Безо всяких сомнений, соседушка! – Самоварова едва сдержала приступ смеха.

– Круто вышло, да?

– Очень… Послушай, а этот, в очках, ты говорила, он онколог?

– Я такого не говорила, – с подозрением поглядела на нее Кларисса, явно разочарованная тем, что татуировка не вызвала у Самоваровой восторга.

– Ты говорила, в прошлый раз. Когда на него жаловалась, – не отступала Варвара Сергеевна.

– Да? – Кларисса потерла виски и бросила на нее укоряющий взгляд. – Хорошая, подруга, у тебя память!

– Да брось! – поспешила разуверить Самоварова. – Она у меня точечная. А так, бывает, встану утром под душ и забываю, вымыла я только что голову или нет.

Кларисса расплылась в довольной улыбке.

– Ага, онколог. Поднял бабок на чужом горе и отдыхать смылся. А своих вперед отправил. Это сколько же денег надо иметь, чтобы месяцами по курортам мотаться? Кстати, молодец, что напомнила. – Она посмотрела на свои наручные, из белого золота часы. – Подарок сына! – перехватив взгляд Самоваровой, похвастала она. – С минуты на минуту таджики за его ключами придут.

Варвара Сергеевна облегченно выдохнула – хорошо, не придется прибегать к очередной уловке и придумывать срочный повод, чтобы проститься с Клариссой.

Да и негатива – сиюминутного, живого, словно конфетти из хлопушки, осыпающего все вокруг было в ней хоть отбавляй.

– Даня, Поля! Прораб скомандовал обед! – обернулась Кларисса к песочнице.

Вымазанные до ушей песком брат и сестренка скуксились, но спорить с бабушкой не стали – себе дороже.

Толкаясь и споря, они принялись собирать лопатки и ведерки в большую пластиковую сумку.

– И самосвал наш не забудьте у Миши забрать, потом не доищешься.

Маленький щуплый Миша, у которого внучка Клариссы попыталась выхватить самосвал, вцепившись в него, горько расплакался.

– Оль, – зычно крикнула Кларисса на всю площадку, – Оля!

Когда сутулая, совсем простенько по меркам этого поселка одетая Оля (судя по пачке сигарет в руке, она отбежала наскоро покурить) показалась у песочницы, Кларисса ее не пощадила:

– Забери-ка у Мишки самосвал… Мне не жалко, но потом родители меня же и ругать начнут, скажут – опять игрушки растеряла. Я одного понять не могу: твои богатенькие тетя с дядей авто как перчатки меняют, а ребенку игрушку купить не могут?

Варвара Сергеевна невольно усмехнулась – вот живет себе поживает нарядная бабуля в пряничном домике, с прислугой и трехъярусной люстрой, за неимением прочих забот развлекает себя наведением порядка в элитном поселке, а совковую ментальность коммуналки из нее и каленым железом не выжечь.

– Ты фамилию его не вспомнила? – как будто между делом спросила Самоварова.

– Кого? – вытаращила на нее глаза Кларисса.

– Доктора в очках.

– Верхунский, Вышинский… забыла напрочь. Да черт бы его побрал с его фамилией и ключами!

– Ладно… Пока, соседушка! – поскорее махнула ей рукой Самоварова и припустила с десткой площадки – не дай бог Кларисса снова про свою группу на вайбере напомнит.

Варвара Сергеевна завернула к лесу, начинавшемуся за оградой детской площадки.

Молодой худющий таджик в зеленой спецовке, сосредоточенно подстригавший газонокосилкой траву рядом с площадкой, с удивлением поглядел ей вслед. Раздвинув заросли кустов, Самоварова шагнула в глубь леса.

Только бы связь не подвела!

Кусты закончились, и под ногами, приятно для слуха, захрустели сучья.

Деревья щедро делились прохладой.

По мере углубления в лес на душе становилось чище и спокойнее, словно природа снимала с нее разлапистой душистой рукой весь успевший налипнуть мусор.

Когда же мы перестаем обращать внимание на простые чудеса?

Когда погружаемся в себя настолько, что, кроме собственных переживаний, все остальное теряет для нас значение? Мы – крупица всего того, что было, есть и будет. И приходим в этот мир как неотъемлемая его часть.

А потом незаметно, как этот неуловимый онколог, начинаем себя миру противопоставлять.

Мы – слепок боли наших матерей и отцов, их комплексов и разбитых иллюзий.

Заблудшая в дебрях собственной души Алина, отчаянно боровшаяся с душевной хандрой, несла свой крест в одиночестве.

А потом сделала то единственно понятное, что уже раз делала в своей жизни, – сбежала.

В иллюзию, где ей когда-то было хорошо.

Похожее состояние души Варвара Сергеевна когда-то пережила сама. Страшно вспомнить, но она даже пыталась свести счеты с жизнью. В последний момент опомнилась, и Тот, наверху, услышал – в квартиру ворвалась дочка, спасла.

Но все, что выела в ней затяжная депрессия: радость к жизни, чувства и даже материнский инстинкт, – все это так долго восстанавливалось, что и злейшему врагу не пожелаешь вступить в столь вязкое и мрачное болото.

– Алло, Сережа!

Вместо голоса полковника на другом конце связи булькало и хрипело.

Впереди показалась небольшая полянка, на которой сиротливо торчал высокий трухлявый пень, возможно, тот самый, возле которого Алина нашла телефон. Ландыши, увы, уже отцвели.

Недолго думая, Варвара Сергеевна взобралась на пень.

Под ее ногами он начал кряхтеть и мстительно вонзать в ее лодыжки острые мелкие щепки.

Игнорируя эту старческую ругань, Самоварова задрала над собой мобильный, стараясь поймать на нем спасительные столбики сотовой связи.