Картонки Минервы. Заметки на спичечных коробках - [35]

Должно было наступить время Фронды и карикатур против Мазарини, потом — английских сатирических гравюр XVIII века, столкновений между революционными фракциями во Франции, чтобы наконец в следующем веке наступил подлинный расцвет политической карикатуры. Я говорю о карикатуре, потому что сатирическая виньетка является самой непочтительной формой непосредственного диалога с властью, но в этом виде повседневного давления, высмеивающем власть, объединены все виды мониторинга «через скандал». Все время вторгаясь в область личного, как в духовном, так и в телесном плане, карикатура обнажает загнанные внутрь болезни и слабости, скелеты в шкафах, грязные делишки, недостойное поведение и т. д.

Нормальные люди обычно с этим не сталкиваются, но представьте, что вам говорят (и показывают) каждый день, что вы урод, что вы сделали что-то оскорбительно смешное, что вы импотент, вор (будь то правда или клевета), и вы к этому совершенно непривычны, несмотря на толстую шкуру. Что вы будете делать? Сбежите в круг своих сторонников, которые скажут, чтобы вы не обращали внимания на этих гнусных клеветников и завистников, уверят вас в своей преданности и восхищении. А как удержать вокруг себя этот «ближний круг» — психологическое условие вашей политической выживаемости? С помощью сети благодарностей, раздавая им ответственные посты, создавая крепчайшую круговую поруку.

Круг замыкается. Чтобы держать под контролем демократическую власть, ее нужно дискредитировать, но чтобы такому дискредитированному демократу выжить, приходится создавать круговую оборону тайной власти, недосягаемой для любого контроля.

1998

Кто похож на Жерара Филипа?

Джанфранко Марроне составил и опубликовал в «Эйнауди» серию «записей» Ролана Барта, которые еще не выходили в свет по-итальянски. Все они полезны, их стоит прочесть, хотя иногда и понимаешь, почему Барт не поместил их в свои основные сборники. Есть, например, прекрасный анализ Фоли-Бержер[113], помню, я читал его в «Эспри» в 1953 году. Возможно, Барт не поместил его в «Мифологии» из-за длиннот и повторений. Понятное дело, любой гордился бы, написав такой отрывок, но Барт, наверное, не счел его таким блестящим, как его же собственный анализ автомобиля «ситроен».

Книга полна тонких наблюдений, откровений, какими славится Барт. В «Ликах и лицах» (1953) он замечает, что на улицах все чаще встречаются юноши с лицами Даниэля Желена[114] и Жерара Филипа. То есть мода настолько заразительна, что вторгается в глубокую морфологию и индивидуум, сраженный ленью, предоставляет выбор собственного облика на волю средств массовой информации. Джанфранко во введении подхватывает эту тему, припоминая, что и у нас по улицам ходит множество Амбр Анджолини[115]. А вот прекрасная догадка, продолжающая Барта: «Мы считаем, что Амбра — стереотип, вобравший в себя все особенности поведения и самовыражения современных девушек. Но на самом деле все наоборот: это они, девушки с улицы, являются, сами того не ведая, стереотипами для телевизионной реальности».

Антология, вышедшая недавно, была отпечатана в июле 1998 года, это означает, что Марроне сдал рукопись в середине 97-го, а предисловие написал еще раньше. Достаточно времени для того, чтобы по улицам больше не ходили девушки, похожие на Амбру, которая в мире средств массовой информации уже стала ископаемым. Но проблема не в том, сколь долговечен образец. Вопрос в том, в самом ли деле люди перенимают черты лица своих идолов. И, чтобы не спорить о модели, которая продержалась одно утро, вспомним другую, прожившую почти десятилетие: Брижитт Бардо. Нет сомнения, что между 1950 и 1960 годами и улицы, и танцплощадки были полны девушек, похожих на Брижитт Бардо. Чем это было вызвано?

Думаю, что в этом и в других подобных случаях в игру вступают четыре фактора. Самый очевидный — то, что девушки старались перенять макияж, прическу, одежду Брижитт. Второй заключается в том, что черты лица и жесты человека, живущего в определенном сообществе, мало-помалу приспосабливаются к модели, бытующей в той среде. Не зря же про семинаристов говорят, что у них лица семинаристов; а про коммунистов, которые учились в Франтоккье[116], — что у них лица коммунистов из Франтоккье. Телеэкран и гламурные журналы представляют собой замкнутую, словно в монастыре, среду. Если день за днем глядеть на одни и те же образцы, мускулы лица видоизменяются, приобретают чужую форму.

И все-таки эти два фактора приспособления работают лишь в том случае, если имеется подходящее лицо. Ты никогда не превратишься в Брижитт, если у тебя лицо Фернанделя. Следовательно, можно стать похожим на X, если в твоих чертах есть какое-то сходство с X. А если нет? Тогда ты не в моде. Это означает, что в эпоху Брижитт женщины, похожие на Франческу Бертини[117] или на Клодетт Кольбер[118], не считались интересными с эстетической или сексуальной точки зрения (разумеется, то же самое относится и к мужчинам, не похожим на Жерара Филипа или Эмилио Гионе[119]).

В этом смысле модель осуществляет чуть ли не расистскую селекцию. Продвигая один тип внешности, она выносит безжалостный приговор другому, который, заметьте, в иную эпоху мог бы возобладать. Можно говорить о дарвинистском отборе, который идет по синусоиде или по спирали — во всяком случае, не по прямой линии. Сегодняшние изгои завтра могут стать избранниками и наоборот. Девушки, похожие на Франческу Бертини, могут на что-то надеяться, но не в этот конкретный момент, а когда они уже станут зрелыми матронами.