Картограф - [2]

Странный пассажир тряхнул головой, но кудри не расклеились. Капли пота, сдернутые с кожи центробежной силой, ляпнулись на стекло. Девушка потянулась и стерла их платком, как будто заметала следы преступления. Потом, помедлив чуток и бросив быстрый взгляд на Настеньку и Филю, она одним ловким движением стянула с рук Григория Антоновича перчатки. И тут уже Филя не удержался от крика.

Это были не руки. Конечно, он и не подумал, что у человека, читающего газету, может не быть рук. Обычно острый художнический глаз на этот раз подвел его. Или, скажем так, подвел его вовсе не глаз, а привычка к тому, что в жизни все объяснимо. И вот вам, пожалуйста, неожиданность: у пассажира вместо рук были большие бугристые клешни, которыми он, освободившись от перчаток, звонко щелкнул пару раз для разминки.

Филя почувствовал, как по его спине плывет холод. Клешни, жуткие клешни заслонили собой все, он смотрел на них, как завороженный, медленно погружаясь в темень и дурноту. Окончательно вывалиться из реальности ему не давал тонкий голос Настеньки, которая в своем углу то ли выла, то ли плакала. Он не должен ее оставлять с этим монстром наедине!

- Ну, что вы так уставились? Чего кричите? - сердито сказала девушка. - Я сейчас проводника позову, он вас отселит. Пеньки деревенские, грубияны!

- Уймись, Катя, - властно сказал Григорий Антонович. - Мы друг другу не мешаем. Пусть поглядят. Наверно, первый раз видят краба.

«Так вот, что он такое - краб! - думал Филя. - Но ведь крабы живут в море, а этот - здесь, в вагоне, газету читает».

В этот момент в дверях купе показалась женщина в железнодорожной форме с корзиночкой в руках.

- Орешки, печенье, холодное пиво, водичка, шоколад? - бесцветным голосом затянула она и, набрав в грудь побольше воздуха, продолжила. - Баранки, сухарики, колбаска, свежая пресса, значки с символикой железной дороги, одноразовые тапочки?

Филе, который пытался продавить вниз комок, перекрывший горло, на миг показалось, что он сам - продукт, что-то вроде кефира или булочки, и сидит на перекличке в холодильнике. И если он не отзовется вовремя на свое имя, его вышвырнут из поезда и даже денег за билет не вернут.

- Орешки, пожалуйста, - сказала девушка, протягивая женщине гривенник. Та взяла монету, выудила из корзины небольшой пакет с фундуком и вопросительно посмотрела на Филю. Тот пытался вымолвить хоть слово, но треклятый комок все еще был на месте, поэтому он замотал головой, как будто отгонял летающую по орбите муху. Женщина молча удалилась в коридор. На Григория Антоновича она и не взглянула: то ли привыкла к странностям, то ли полагала, и вполне справедливо, что любой, купивший билет, даже если он краб, может беспрепятственно пользоваться услугами железной дороги.

Девушка, щуря глаза-запятые, разглядывала покупку.

- Так, вроде без соли, - пробормотала она и решительно надорвала пакетик. Выкатив на ладонь три круглых белых ореха, она протянула их крабу. Тот неуклюже взял один, зажав его клешней, и быстро поднес ко рту. Раздался неприятный хруст, напомнивший Филе звук, с которым его пес, старый Тузик, разгрызал оставшиеся после варки холодца говяжьи хрящи.

- Может, хочешь его покормить? - спросила девушка Настю, вручая пакетик. - Не бойся, давай.

Настя села на краешек, выбрала из пакета самый крупный орех и подала его крабу. Было видно, что у нее дрожат пальцы. Краб осторожно принял губами орех и кивком показал, что не откажется от добавки. Мучительное кормление продолжалось десять минут, пока пакет окончательно не опустел. Все это время Филя думал, что надо и правда попроситься в другое купе. Его останавливала лишь мысль, что новые попутчики могут оказаться еще хуже. Кто знает, какие еще монстры сели в этот поезд?

Раздался свисток, двери вагона с лязгом захлопнулись. Дернуло вперед, потом назад, и станция Гнильцы начала медленно уплывать в прошлое. Возврата нет, дом продан, вещи раздарены соседям. Мать и отец давно в сырой земле, друзья разъехались, пса волки зимой задрали. Ничего не осталось, кроме отсыревшего железнодорожного белья, кроме будущего, кроме этого краба и девушки напротив, кроме крутобокого чемодана в багажном отделении. Ехать в Бург просто так, наудачу, было, конечно, безумной затеей, но что им оставалось? Филя мог получить место учителя рисования в местной школе и до конца жизни латать дыры в отцовском пальто, но не для того его готовила судьба. А Настенька, ей ведь надо в пансион, все-таки уже возраст.

От невеселых мыслей Филю отвлек голос девушки.

- Вот видишь, совсем не страшно! Малышка, ты что насупилась? Григорий Антонович уже пять лет вегетарианец. Как бы иначе я у него служила ассистенткой?

Подтверждая сказанное, краб кивнул и для убедительности щелкнул клешней. Но Филе все равно не нравилось, как он смотрит на Настю, - влажно, плотоядно, выжидающе. Нет, он только притворяется вегетарианцем, ручным зверем, берущим орешки из рук детей. Это хищник, урод, монстр, которому нужна теплая плоть и сахарные косточки. От него надо держаться подальше, лучше всего даже не знать, что он существует, как это было до сегодняшнего дня. И откуда этот супостат только взялся?!