Карточные фокусы - [19]

И далее в том же духе.

Так, страница за страницей, передо мной проходили пестрые эпизоды из истории престидижи-тации, заставляя думать, удивляться, сопоставлять…

Когда я оторвал взгляд от книжных строчек и оглядел затуманенным взором уютную комнату библиотеки по искусству, народу в ней заметно прибавилось – наибольший наплыв читателей приходится, как известно, на вечерние часы. Справа и слева от меня поверхность длинного стола была заставлена книгами и художественными альбомами – одна из девушек старательно перерисовывала в тетрадь русский купеческий костюм XVIII века, другая копировала танцевальное одеяние голландских балерин, третья… Стоп! Я припомнил причину, по которой оказался в библиотеке!

"Стол – самое главное в карточных фокусах", – утверждал в полушутливой форме Иосиф Бам. Не стану придираться к формулировке – тем более, что стол участвует и в разоблачениях Реджинальда Скотта: "…Положите три карты на стол, на небольшом расстоянии друг от друга, и предложите стоящему зрителю не волноваться, а сосредоточенно думать об одной из этих карт…" Роль стола здесь очевидна – не главный участник, а главный партнер. В излагаемом трюке он, безусловно, необходим. А вот репертуар Колорнуса стола не требует! Я еще раз перелистал страницы, относящиеся к Колорнусу и убедился – ему, действительно, стол не нужен.

Разные трюки, различные сопровождающие аксессуары. Но тогда – каким же карточным фокусам отдать предпочтение? Что вообще прогрессивнее – карточное волшебство за столом или без оного?

Это зависит, безусловно, от разных причин. Но в первую очередь – от творческих устремлений и предпочтений самого исполнителя. Одних устраивает любой стол, другим желателен специализированный, третьи мечтают вообще обойтись без стола. Случается по-всякому. Тем не менее, в любом варианте должен быть соблюден незыблемый канон показа. Обязательное условие для демонстрации искусств визуальных. Этот принцип формулируется так – артист обязан добиваться максимальной зрелищности.

Но как ее создавать, эту самую зрелищность? Как придать ей наивысшую яркость?

2

А как ее интенсифицировали знаменитые мастера прошлого?

Решение любой задачи обусловлено прежде всего ее постановкой. Верно сформулированная проблема – наполовину уничтоженная проблема. Я перечитал множество исторических иллюзионных статей и отчетов, большинство из которых, к моей досаде, оказывались чрезвычайно лаконичными, и пришел к ошеломительному выводу – проблема повышения зрелищности карточного трюка, по существу, в общетеоретическом плане и не ставилась. Взять рубеж XIX—XX веков. Золотое время для жанра, период выхода его на рельсы современности – когда же, спрашивается, как не в эти годы, зарождаться основополагающим идеям?! Конечно, они появлялись. Но какие? Иллюзионистов той поры волновали два кардинальных направления – трюк и образ. Каждый из волшебников прицельно определял для себя: вот круг исполняемых мною чудес, а вот в каком обличье я появляюсь перед зрителями. Фундаментальные вещи, кто спорит. А вот о зрелищности ни слова. Даже у столпов жанра. В их интервью и мемуарах.

Первым профессиональным иллюзионистом-гастролером в современном понимании этого слова стал Филадельфус Филадельфия – так роскошно-протяженно именовал себя на афишах Якоб Мей-ер (1735—1795 гг.). А трюки он преподносил в таинственном загробно-потустороннем ключе: мистика, непрестанная апелляция к ушедшим в мир иной, обращение к духам царства мертвых.

– Невидимые души наших предков, сейчас парящие в воздухе – о, вот моя стихия! – воздев вверх руки, восклицал Филадельфия. – Я чувствую их, я слышу, я могу беседовать с ними, ибо обладаю сверхъестественными способностями! – и указывал тоном, близким к обычному, деловому: – Положите даму на колоду сверху, а валета – под колоду. – Затем он снова изменял голос. – Души этих образов стремятся друг к другу, их символические воплощения желают соединиться в страстном порыве – так шепчут мне инфернальные вестники, и я не могу противостоять властности их тихих слов! Пусть же эти образы преодолеют то, что их разделяет, пусть они проникнут сквозь колоду, пусть окажутся вместе! Да будет так! Взгляните, взгляните – духи инобытия вняли моим призывам! Валет и дама уже вместе!

Понятно, о суперзрелищности трюка говорить если и возможно, то с трудом. Что до стола, то он как служебный аксессуар, безусловно, в этом фокусе использовался, но Филадельфия делал это строго умеренно и только "под трюк". Пространство над столом, конечно, живописалось динамикой, но за счет выполнения магических жестов пальцами и кистями, а никак не перемещениями карт. Так что вопрос о зрелищной поразительности собственно карточного действа здесь отпадает, даже не родившись. Хотя… Об одной удачной попытке (безусловно, стихийной) рассказать следует.

– Вы хорошо запомнили свою карту? – вопрошал Филадельфия зрителя из первого ряда. – Сейчас она внутри колоды, не правда ли? И вы, вероятно, полагаете, что она навсегда там погребена? Вы ошибаетесь. Незримый символ ее витает над нашими головами – он, мерцающий нездешним ореолом, призывает меня, указывает мне путь. Однако, опасаясь потерять ее – я вижу: вы правы, дорога к ней загромождена безумными тенями. Они мечутся, они хохочут, их ужимки омерзительны. Прочь! Не я, а мой металлический луч отыщет вашу карту. Швырните колоду к потолку!