Картины эксгибициониста - [91]

Единственный оставшийся хирург собирался на вечеринку. Он был одет в безукоризненную белую рубашку. С неохотой ему пришлось остаться и зашить меня. В какой–то момент показалось, что кто–то пошутил, забрызгав голову красными чернилами, пока до меня не дошло, что это моя кровь. Из проткнутой артерии на рубашку хлынула хорошая такая струя. Доктор ушёл, а я лежал и смотрел на кровавое шоу, пока не пришёл другой врач и не закончил работу.

Виски сработало великолепно, я выбрал наименее подходящий момент процедуры и спросил, какой будет шрам.

— Пока похоже на букву К, — ответил новый хирург безапелляционно.

— Прекрасно! Если подумать, можно сделать Е над другой бровью. Вам не сложно?

В утешение я решил записать сольный альбом, отдав дань уважения моим кумирам. Я всегда хотел записать классическую пьесу в стиле буги “Honky Tonk Train Blues” и через великолепного барабанщика Джона Хайзмена познакомился с не менее ярким аранжировщиком Нилом Ардли. Он согласился написать партии для джаз–оркестра из двадцати человек, используя в качестве примера старые пластинки на 78 оборотов в минуту Боба Кросби и Боба Кэтса. И пока мы работали, то подумали, почему бы не записать что–нибудь еще? Правильно, почему бы и нет?

— Я люблю Паркера. Как насчет “Au Privave”? — предложил я.

Нил впечатлился. Он любил Птицу и за неделю смог вплести почти все темы Паркера в аранжировку “Au Privave”.

Нужно было записать ещё один трэк, чтобы деньги на студию не были потрачены впустую. Хайзмен предложил «Walter L», композицию Гэри Бёртона, я не возражал. Это был, в конце концов, блюз и огромное полотно для синтезатора.

Когда запись послушали в Melody Maker в марте 1972–го, то написали:

“Honky Tonk Train Blues”, классика Мид Люкс Льюиса, кажется неправильным выбором для рок–звезды и джаз–оркестра.

Но комбинация пьесы, музыканта и бэнда в результате дала нам прыгающий опус безудержного веселья; всего лишь одно из удовольствий в багаже первого сольного альбома Кита Эмерсона.

Умелая игра Кита на клавишных и динамичная мощь New Jazz Orchestra, а также искрометные барабаны Джона Хайзмена вызвали бурное веселье в студии Olympic на прошлой неделе…

Я отложил на время соло–проект. «Trilogy» тоже заразилась рэгтаймом, благодаря композиции “The Sheriff”, “Abbadon's Bolero” представляло собой полную противоположность.

Мы репетировали, когда я настроил три осциллятора синтезатора в терцию и выдал идею. Я попросил Карла сыграть ритм болеро в четыре четверти, а не как у Равеля в шесть восьмых. Грег, довольный тем, что четвертый альбом практически в кармане, вступил чуть позднее и смеялся с Карлом, подражая Бродерику Кроуфорду в телесериале «Шоссейный патруль»: «Оставьте свою кровь в Красном кресте, а не на шоссе».

Да! Смешно, подумал я, но тут что–то есть. Я решил сделать аранжировку, основываясь на оркестровке «Болеро» Равеля.

«Trilogy» вышла в июле, а Грег как обычно не горел желанием исполнять её на сцене. Какое–то время мы играли “The Endless Enigma” целиком, нам вежливо аплодировали, пока он не поставил на ней крест, апеллируя, что она не идет так же хорошо, как наш обычный материал. Я протестовал и пытался убедить его, что наш «обычный материал» стал таковым посредством последовательного живого исполнения. “Trilogy” не самая лёгкая пьеса для концертов, но я надеялся, что нежелание вызвано не страхом неспособности сыграть её живьем. Я и Карл любили принимать вызов, а Грег не всегда был доволен.

На каждом концерте освещение было неправильным, мониторы слишком громкими или слишком тихими. Может, сменить тональность, чтобы пелось легче? Несмотря на все протесты, “Trilogy” из шоу убрали.

Намёки на моё недовольство заметила пресса, хоть мы и тактично пытались рассеивать слухи о распаде. Они сделали своё дело, подразумевая, что один из музыкантов планирует сольный альбом и говорит остальным «Прощайте». Слухи о расколе Эмерсона, Лейка и Палмера, а также принятии нового участника доставило группе «большое удовольствие и развлечение». Марк позвонил в NME: «Эй, вы чего? Распад? Группа счастлива, как никогда!»

Тогда было престижно работать с американским менеджером (особенно сварливым, который, как я надеялся, смог бы приструнить бас–гитариста). Настоящий престиж пришёл из Atlantic Records, которая предложила нам глобальный контракт.

Это произошло в начале семьдесят второго, когда очень скромный и тихий джентльмен появился в жизни ELP. Главным образом мы его выбрали за то, что он являлся дипломированным бухгалтером — наследство, переданное от его отца, Харри Янга, человека, которого ELP трепетно любили и уважали.

Сын Харри, Стюарт Янг, дабы самому стать менеджером, написал 2 мая 1972 года Ахмету Эртегюну, президенту Atlantic Records:

Уважаемый Ахмет,

я бы хотел поблагодарить Вас и вашу компанию за щедрость и гостеприимство во время моего пребывания в Нью–Йорке.

Касательно обсуждений по поводу глобального контракта с ELP, то после долгих раздумий решил остался при мнении, что ваше предложение не соответствует их статусу и будущему. По этой причине и с глубочайшим сожалением я должен продолжить переговоры с другими звукозаписывающими компаниями, результаты которых меня вполне удовлетворяют.