Картинки - [15]

Неутомимая стариковская носоглотка, благолепное журчание и бульканье на соседской мансарде будят Михаила. Очень удобно, как горн пионерский - вперед и с песней на зарядку становись. Надо, надо откидывать мягкий, прохладный лен в розовых мушках мелких цветочков и подниматься.

Пора, пора, давно пора, определенно пора, время... Белый утренний свет, отфильтрованый закрытыми веками, сочится через бесконечный тюль полудремы. Очертаний лишенный молочно-кисельный мир прирастает звуками, в родниковые переливы зоотехнических фиоритур вплетается растеневодческий шепот берез за домом, где-то в смородиновом решете садов пустое бормотанье воды, рассыпаемой над капустными грядками, а совсем рядом слышно, как колеблются на сквознячке любознательные ушки машинописных страничек.

Раз, два, три...

Ласковые зверьки - немытые половицы радостно попискивают, провожая до увечного вымени дачного рукомойника. Кусок батона, не убранный вчера со стола пытаются экспроприировать пролетарии-муравьи. На чугунной сковороде замирает глаз невылупившегося цыпленка, он огромен и желт. Первая чашка кофе имеет металлический вкус поводков печатной машинки "юнис", этим летом, перезрев от обилия солнца и света, усики югославского членистоногого рвутся и лопаются, обрывая мишкины мысли на полуслове.

- Может быть не надо так зверски стучать?

- Стучи, не стучи, - с плоскогубцами в нагрудном кармане халата мастер похож на усталого стоматолога, - но только перекаленные они вам попались, пропащее дело.

Старое черно-белое фото Натки между вторым и третьим рядом адриатических коренных, измученных вечным кариесом кириллицы. Вчера карточка беззаботной рыбкой плавала по бумажному мелководью стола, позавчера весь день закладкой отсыпалась в сером томике Бронштейна и Семендяева. Ната постоянна и вездесуща. Вся ее семья - ньютонова данность физических величин, констант, входящих во все уравнения, объективная реальность, осязаемая и обоняемая.

Дедушка, молча приговаривающий котлетные тарелки, оскверненные укропными брызгами салата, свистящее фи акустических сфер. Cиние, синие розочки с золотым ободком терпят сметану из сосцов питающих, а зеленые рассыпаются, острыми лепестками царапая пол.

Брат Дима - рогатое пси летней оптики, назойливый, как ничейный кошак, его розовый нос в пыли постоянного принюхивания, лапы черны от чердачных засад, а хвост едва поспевает за эбонитом натертой башкой.

- Все стишки строчишь, Грунфельд?

Двуногому нравится такой фельдфебельский способ тыканья, его рыжие патлы и парабола между глаз ваялись по эскизам цэ-ка гитлерюгенда, но Наткин отчим расщедрился на галуном расшитую фамилию Буденнов, и потому нехорошесть мишкиной чрезвычайно приятна.

- Строчу, строчу. Плыла себе селедка в коробке из-под мыла, ловили ее дети как важный витамин.

- Плохо, Грунфельд, плохо, нет рифмы.

- Зато какой размер.

Утром они никогда не смотрят друг другу в глаза, что-то вроде общения двух профилей в кошелке.

С банкой теплой малины Мишка возвращается в свою ветерком перелопаченную комнату. Старый дом любит молодого хозяина, ленивец и соня не вгоняет под кожу злющие гвозди, не травит едкой кровельной краской, поэтому балки и косяки хрюкают, завидев его, а двери сладко повизгивают от простого прикосновения.

Итак, на чем мы остановились? ... как показывает анализ частотного спектра... ага, ага, а также кала, мочи и мокроты. Чтож, прав, прав Дима Буденнов - змейкой чубчик, рифмы нет, ни изящества, ни красоты, бесконечные составы придаточных предложений, груженных мертвяками в пробирках зачатых слов. И хорошо. Больше, больше, вали, не жалей, накопай их с запасом, безухих, безглазых, старательных любят. Зимой в белой рубашке и черных ботинках с летней банкой червей под носом, c коротким удилищем желтой указки в руках будешь стоять перед ученым советом, подсекая главную рыбу текущего периода жизни.

- В связи с вопросом Ефима Зальмановича, хотел бы вернуться к схеме на третьем листе...

- С замечанием Алексея Петровича согласен полностью и надеюсь учесть его в дальнейшей работе.

Сегодня день разменов и рокировок. Первым в полдень с доски исчезнет дедушка, пятница законом определена для хорового полоскания зубов и горла, три шага вперед, три шага назад с приседаниями и поклонами, эх, Мишка, Мишка, не приучили тебя папа и мама к регулярной гимнастике, не петь тебе в преклонном возрасте, не радоваться солнцу, подобно кузнечику и трясогузке.

Шестичасовой электричкой приедет мать, в выходные звуковую нишу чужих водопроводных труб утренней побудки занимает семейная одышка вечернего ворчанья.

- Грунфельд, хоть пасуй, хоть не пасуй, все равно получишь шило, - в проеме окна возникают угловатые ходики буденновской физиономии, сейчас прокукуют конец первой смены:

- Шуба с клином или в покерок?

Дима, Дмитрий Олегович, элемент системы, неизменяющий своего положения в пространстве, напакостил, натворил что-то гадкое в городе - прокаленной кухне и вот уже третью неделю сидит безвылазно здесь, в кустах, роет от скуки песок и точит когти.

- Нет, брат, нет, сегодня никак, надо срочно добить этот кусок.