Картинки похождений бравого солдата Швейка - [13]
Позвонили. Дверь открыла служанка. Швейк вручил девушке письмо, сопровождая это пояснениями на своем безбожно исковерканном немецком: «Мадам — письмо, но держать язык за зубы! Я ответ ждать здесь в передней!» Из комнаты, куда служанка отнесла письмо, послышался шум и крики. Затем двери с треском распахнулись и в переднюю ворвался господин, размахивавший письмом. «Где этот проклятый мерзавец, который принес письмо?» — орал господин по-немецки. «Уважаемый, это письмо написал я», — с достоинством произнес Швейк. Рассвирепевший господин хотел было броситься на Швейка, но Водичка дал ему подножку, вырвал письмо и сбросил почтенного господина Какони с лестницы.
Швейк поднял салфетку, которую обронил хозяин дома, и, вежливо постучавшись, вошел в комнату. «Салфеточку вам несу, — мягко проговорил он, обращаясь к мадам Какони, заливавшейся слезами на тахте, — как бы кто не наступил случайно…» Швейк щелкнул каблуками, отдал честь и вышел. На улице царило оживление. Господина Какони в подъезде обливали водой. А посреди улицы старый сапер Водичка, аки лев, бился с несколькими гонведами, вступившимися за своего соотечественника. На стороне Водички сражалось несколько чешских солдат. Швейк, как он позже утверждал, и сам не заметил, как тоже вмешался в потасовку и как в руках у него очутилась трость, принадлежавшая кому-то из зевак.
Продолжалось это довольно-таки долго, но все хорошо, что хорошо кончается. На место происшествия прибыл наряд военной полиции и забрал как есть подчистую всех. Швейк шел с палкой, которую начальник патруля счел вещественным доказательством. С довольным видом шествовал он рядом с Водичкой, неся трость, точно винтовку, на плече. Старый сапер Водичка всю дорогу упорно молчал. И только когда они уже входили на гауптвахту, он мрачно сказал Швейку: «Разве я тебе не говорил, что ты еще мадьяр не знаешь?»
Полковник Шредер, любуясь, вглядывался в бледное лицо надпоручика Лукаша. «Итак, вы уже знаете о том, что ваш денщик Швейк находится под арестом? Общественность возмущена, и вся местная печать в связи с этой аферой склоняет ваше имя. Вы знаете, что Швейк на гауптвахте сожрал ваше письмо, адресованное госпоже Какони? И утверждает, что написал его сам. Знаете, господин надпоручик, все-таки этот ваш Швейк — парень что надо! Каптенармус подыщет вам другого денщика, а Швейка я назначаю вашим ротным ординарцем!» Каптенармус, узнав несколько позже об этом распоряжении, промолвил: «Господи, спаси и помилуй!»
В бараке дивизионного суда на лавке сидели двое: Швейк и старый сапер Водичка. «Все равно когда-нибудь такая харя мадьярская попадется мне в лапы. Как кутенка придушу!» — распалялся Водичка. В этот момент раскрылась дверь и появилось свежее пополнение — вольноопределяющийся Марек, который безразличным тоном объявил: «Я тут по обвинению в мятеже! Отказался чистить сортиры…» — «Самое лучшее, что ты можешь придумать, — посоветовал Швейк, — это прикидываться идиотом». — «А, теперь уже в армии в расстроенную психику никто не верит, — махнул рукой вольноопределяющийся, — не то пришлось бы все генеральные штабы в сумасшедшие дома посажать».
«Наконец-то, приперлись, супчики!» — приветствовал аудитор Руллер Швейка и сапера Водичку, когда тех привели на допрос. И сразу приступил к делу: «Ничего, на фронте у вас пропадет охота с гонведами драться! Вот вам справки об освобождении, и вести себя как следует!» — «Так что осмелюсь доложить, господин аудитор, ваши слова мы примем к сердцу. Премного вам благодарны! Мы очень сожалеем, что вам пришлось с нами столько возиться», — сказал Швейк. «Проваливайте уже отсюда ко всем чертям! — разорался на них аудитор. — Не попроси за вас обоих полковник Шредер, не знаю, чем бы все это кончилось!»
Только выйдя в коридор, сапер Водичка вновь почувствовал себя прежним Водичкой. «Черт побери, Швейк, такое зло меня берет, что нас не засудили!.. Выходит, как над нами издеваются! Выходит, вся эта история с мадьярами и яйца выеденного не стоит! Мы же как львы бились! Но ничего, так его растак, дай только войне кончиться! Я этого недотепу аудитора найду, я ему покажу, умею я драться или нет! А потом приеду сюда, в Кирай-Хиду, и закачу тут такой бенефис, что люди в подпол полезут, когда узнают, кто приехал посмотреть на этих сволочей в Кирай-Хиде!»
На прощание Швейк сказал Водичке: «Так ты после войны наведывайся. Найдешь меня «У чаши». Там каждый день заваруха бывает. А ежели будет больно тихо, так мы сами что-нибудь сварганим!» Они разошлись в разные стороны, и когда уже были на изрядном расстоянии один от другого, старый сапер Водичка прокричал: «Так ты уж расстарайся, чтоб весело было, когда я приду!» Швейк завопил в ответ: «Приходи-и, только наверняка!» — «Значит, после войны, в шесть вечера!» — кричал Водичка. «Приходи лучше в полседьмого, может я где-нибудь задержусь!»
На прошлой неделе, в среду, господин Швейк праздновал свои именины. По этому поводу он получил много подарков и поздравлений от многочисленных своих почитателей из бывших военных и гражданских кругов. Поздравил его и сапер Водичка, и бывший вольноопределяющийся Марек, и другие друзья по военной службе. Автор этих рисунков тоже позволил себе поздравить пана Швейка с именинами и поднести ему в подарок «ерш» из восьми напитков (ром, контушовка, «чертова» наливка, рябиновка, ореховка, вишневка, ванильный ликер и «аляш»), которыми Швейк утолял жажду в придорожном трактире, когда его вели из Путима в округ в Писек.
