Картинки нижегородского быта XIX века - [6]
Изобретатель соорудил на речной плоскодонной барке механизм, напоминавший мельничный, — говоря упрощенно, поставил мельницу на барку. Сила течения, действуя на два боковых колеса, вращала вал с наматывающимся канатом, конец которого, снабженный якорем, завозился вперед, сажен на двести, и укреплялся наглухо. Судно двигалось против течения, подтягиваясь к якорю, со скоростью около версты в час. Выгода против бурлацкой тяги состояла в уменьшении количества людей, потребных для одного и того же количества груза, приблизительно вдвое. Первая проба «водохода» произошла в Нижнем 28 сентября 1804 года, при большом стечении людей.
Зрители дивились смекалке земляка, но мнения о новинке были, скорее, неблагоприятны. Бурлаков устрашила мысль о возможном в будущем недостатке работы, а судохозяевам отнюдь не улыбалась мысль о довольно большом расходе на «механизм».
Как бы то ни было, губернатор немедленно донес в столицу о «достигнутом при его попечении успехе в отечественном судостроении». Изобретателю выдали награду, а судно приобрели в казну. Однако пока в столице соответствующие ведомства «знакомились» с кулибинским проектом, «водоход», сданный на хранение городу, стоял в одном из пригородных затонов. Кончилось тем, что весенние ледоходы привели судно в негодный вид, в 1838 году оно было продано на слом, и о судне забыли.
Дожидаясь результата отзыва о «водоходе», Кулибин с присущим ему пылом отдался другому своему заветному проекту — устроить нижегородцам водопровод. О Нижнем справедливо говорили: «воды много, а попить нечего!» Расположенный у двух рек, город испытывал недостаток в питьевой воде, за которой жителям приходилось спускаться на берег и затем взбираться на сорокасаженную кручу. Колодцы в городе не обладали пригодной водой, а родников не хватало.
Кулибин задумал механическим путем поднять воду на гору. Для этой цели он работал над проектом большого колеса, которое, вращаясь «само собой», без помощи извне, приводило бы в движение систему насосов… Здесь гениальный самоучка, движимый благородным порывом принести пользу человечеству, впал в роковую ошибку. Он намеревался создать энергию «из ничего», т. е. осуществить невозможное в природе — «перпетуум мобиле» (вечное движение), занимавшее тогда умы некоторых ученых и изобретателей.
В лице Кулибина нижегородцы обрели подлинного русского самородка, неутомимого изобретателя и подвижника науки. К сожалению, правящая чиновничья Россия своевременно не разглядела в нем задатков истинного сына науки, и замыслы великого механика, хотя и не все, были реализованы уже позднейшими русскими техническими деятелями.
И самое появление вслед за ним других русских изобретателей-самородков (например, Попова или Калашникова, о котором речь будет впереди) служит ярким доказательством, что Кулибин — не случайное явление в русской жизни, а показатель высокой одаренности глубинных слоев русского народа.
Глава третья
Немного о раскольниках, бороде, чае-сахаре. — «Заботы» городских управителей о нравственности горожан. — Наука и просвещение.
Среда, в которой жил и работал великий механик, опередивший свой век на 40–50 лет, по-своему крайне интересна и заслуживает быть отмеченной в некоторых проявлениях, характеризующих консерватизм нижегородского общества того времени.
Находясь около основных центров русского раскола, город в значительной степени был пропитан старозаветным, специфически-раскольничьим духом.
С бытовой стороны «староверие» выражалось, например, в пристрастии к бороде. Борода считалась совершенно необходимой принадлежностью взрослого мужчины, как бы символом уважения к старине. В первые годы века любому торговцу Нижнего базара нельзя даже было появляться в торговых рядах с бритым лицом, так как отовсюду его преследовали насмешливые возгласы: «скоблено рыло!».
Нижегородская борода сделалась широко известной в Поволжье и вошла в обиход русской «крылатой речи»: «бородка-нижегородка, а ус макарьевский». Или «борода Минина, а совесть глиняна», — говорил народ, подчеркивая характерную особенность торгового человека.
Значительная часть нижегородского мещанства и купечества не употребляла картофеля, сахара, не пила чаю или кофе.
О картофеле говорили, что это не что иное, как «чёртова похоть — поганая трава». Чаю не пили на том основании, что «добывается это зелие в ханской земле (Китай)»…
Значительная часть дворянства первых годов XIX века понимала образование больше как внешнюю полировку, уменье вращаться в обществе. Поэтому самыми необходимыми знаниями для молодых дворян были знание иностранных языков, преимущественно французского, уменье танцовать и поддерживать «салонный» разговор.
В средних городских чиновничьих и торговых кругах наука и ученье, как правило, находились в совершенно зачаточном состоянии. Детей учил дьячок из ближайшей церкви, пособием для чтения служили псалтырь и часослов, а по письму — опаленная с воском черная дощечка неслоистого дерева, на которой писали разведенным мелом. В более богатых семьях для преподавания нанимали бурсака-поповича, а писали ученики чернилами на бумаге, разлинованной от руки.
В книге повествуется о жизненных путях четырёх типичных для сибирского социального пейзажа фигур: священника-миссионера П. А. Попова, крестьянина, ставшего купцом-предпринимателем, Н. М. Чукмалдина, чиновника и одновременно собирателя фольклора П. А. Городцова, ссыльного религиозного оппозиционера П. В. Веригина, живших примерно в одно время (XIX – начало XX в.) – в бурную эпоху буржуазной модернизации. Их биографии – пример различных вариантов разворачивания жизненного пути на переходном этапе развития общества.Книга предназначена для историков, краеведов, а также для широкого круга читателей, интересующихся проблемами истории края.
В начале 1930-х гг. примерно шесть с половиной тысяч финнов переехали из США и Канады в Советскую Карелию. Республика, где в это время шло активное экономическое и национальное строительство, испытывала острую нехватку рабочей силы, и квалифицированные рабочие и специалисты из Северной Америки оказались чрезвычайно востребованы в различных отраслях промышленности, строительстве, сельском хозяйстве и культуре. Желая помочь делу строительства социализма, иммигранты везли с собой не только знания и навыки, но еще и машины, инструменты, валюту; их вклад в модернизацию экономики и культуры Советской Карелии трудно переоценить.
В книге исследуются отдельные вопросы истории Средневекового государства и права Волжской Болгарии. Государство Волжская Болгария было основано болгарскими племенами в начале VIII в. в Среднем Поволжье и бассейне Камы, включало территории современных Чувашской республики, Татарстана, Башкирии, Удмуртии, Республики Мари Эл, Ульяновской, Нижегородской, Самарской и Саратовской, Пензенской областей, просуществовало более пяти столетий и пало в 1236 году в результате разгрома его полчищами татаро-монголов Батыя. Издание может быть полезно студентам, аспирантам, преподавателям юридических и исторических факультетов, а также всем, интересующимся Средневековой истории России и государства Волжская Болгария. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Первое правовое исследование в отечественной науке, посвященное юридическим аспектам организации и деятельности Парижского Парламента на протяжении всего времени его существования.
Степан Иванович Шешуков известен среди литературоведов и широкого круга читателей книгой «Александр Фадеев», а также выступлениями в центральной периодической печати по вопросам теории и практики литературного процесса. В настоящем исследовании ученый анализирует состояние литературного процесса 20-х – начала 30-х годов. В книге раскрывается литературная борьба, теоретические споры и поиски отдельных литературных групп и течений того времени. В центре внимания автора находится история РАПП.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
На рубеже 1962/1963 гг. СССР на неопределенный срок отложил проекты заключения германского мирного договора и превращения Западного Берлина в «вольный город». Летом 1964 г. советская дипломатия окончательно перешла от идеи «вольного города» к концепции «самостоятельной политической единицы» Западный Берлин. Теперь острие советской политики было направлено не против позиций США, Англии и Франции в Западном Берлине, а против федерального присутствия в этом городе. После прихода к власти в СССР руководства Л. И. Брежнева советская политика в вопросе о Западном Берлине некоторое время оставалась такой же, как и во время «позднего Хрущева».