Карта страны фантазий - [32]
Видимо, фантастика творческая интереснее мечты там, где путь необыкновенный, а цель обычная: вулкан для получения энергии, осушение моря для хлебопашества.
То же в темах, посвященных усмирению стихий. Землетрясение отменить — задача необычайная! А каков окончательный результат? Люди живут, как раньше жили, занимаются повседневными делами.
Вытесняет ли фантастика творческая мечту? Нет: теснит, но не вытесняет. Остается круг тем, где мечта по-прежнему интересна. В теме осушения моря интереснее творчество, а в теме создания человека-амфибии интереснее готовый результат. Пожалуй, можно сказать, что готовый результат важнее там, где появилось новое качество.
Кроме того, в качество переходит и количество. Вулкан, ставший электростанцией, дает миллион киловатт, по мощности это рядовая ГРЭС, включенная в цепь. Но если вы покорили атомное ядро и каждый литр воды превратили в электростанцию, затопили всю планету энергией, тут итог интереснее, о новой щедро энергетической жизни надо писать.
Нет проблемы: становление вместо результата, путь вместо цели. Творчество и мечта — только разные стадии одного и того же открытия. Но вот что замечательно: тема одна, разговор, казалось бы, об одном предмете, а сюжеты получаются принципиально иными.
На стадии научной идеи на первый план выходят размышления. И бывает их так много, что рассуждения затирают и характеры и сюжет, автора клонит к статье. Мы об этом говорили в предыдущей главе.
На стадии испытания главное — показать, что дает открытие. Задача автора — изобразить мечту заманчивой и выполнимой. Основной конфликт — столкновение мечты с прежней жизнью. Сюжет получается приключенческий, увлекательный в него легко вплетаются тайны, узнавание, борьба за власть над открытием.
А на стадии творчества сюжет замедленный, действие происходит на стройке или в лаборатории. Основные конфликты творческие, материал специальный, основательный, много науки и техники.
На стадии же всеобщего распространения надо описать, что дало изобретение всем людям. И сюжет получается широкий, многоплановый, с общественно-социальным уклоном.
Возьмите для сравнения пары: телевидение — "Брат мой, враг мой" М. Уилсона (созидание), "Чудесное око" А. Беляева (испытание). Или же: тема — воздухоплавание. "Робур-завоеватель" Ж. Верна (испытание), "Война в воздухе" Г. Уэллса (всеобщее распространение).
Меняется сюжет, и меняется отношение к герою. Если в испытательском романе, в романе-мечте, ученый — лицо второстепенное, добрая фея, приносящая в мир открытие, то в романе о творчестве ученый — главный герой, объект человековедения.
Герой романа-мечты — наследник волшебника и сам чудо-человек. Гениальный и таинственный капитан Немо где-то на уединенном острове изобретает и монтирует подводную лодку, такую совершенную, которую человечество не изготовит и через сто лет. Гениальный и странный, донельзя рассеянный и чудаковатый Зефирэн Ксирдаль, в мирских делах ничего не понимающий, запершись на несколько недель в лаборатории, овладевает атомной энергией и с ее помощью сбрасывает на Землю астероид из чистого золота ("В погоне за метеором" Ж. Верна). Одинокие и сверхгениальные, гениальные и сверходинокие творят чудеса в произведениях Ж. Верна, у Г. Уэллса и А. Беляева, А. Толстого и А. Конан-Дойля. Человек-невидимка и современный алхимик, авантюрист Гарин и мечтатель Лось, профессор Вагнер, вложивший человеческий мозг в голову слона, и звероподобный профессор Челленджер, заставивший Землю завопить, — все они потомки капитана Немо, все "сверхгениальные сверходиночки.
Образ одинокого гения оказался очень стойким в фантастике. Отчасти из-за сюжетных преимуществ. Одного изобразить легче, чем общество. Гений ярок, привлекателен, легко запоминается, у него есть выразительная черта характера — гениальность. И нет необходимости долго объяснять, почему именно этот человек опередил человечество на сто лет. Потому что гениальный. Другие ему по колено. Кроме всего, сверхгений удобен в роли феи, приносящей в мир готовое открытие. Он вынимает межпланетный корабль, как фокусник, из платка, остается только сесть в кабину и лететь на Марс.
И один-единственный недостаток у этого образа — он неправдоподобен.
В сверхгения читатель еще мог верить во времена Ж. Верна. Людей, имеющих дело с техникой, тогда было мало. Для малосведущих словно с неба валились технические чудеса: пароход, паровоз, телеграф, фотография. Легко было поверить, что и подводную лодку и воздушный корабль завтра кто-то предложит миру. Так было сто лет назад. Но сейчас научных работников сотни тысяч, новинками техники интересуются миллионы, газеты заранее сообщают о назревающем открытии. Всему миру известно, что полет человека на Луну близок, а Марс еще не встал на очередь, и никто не поверит, что некий инженер Лось смастерил в сарае на заднем дворе марсианский корабль.
Мы-то знаем, как достаются космические корабли!
Часто слышишь такие слова: "В прошлом были гениальные изобретатели-одиночки, а в наше время только коллективы создают нечто крупное".
В этом утверждении по крайней мере половина справедлива — вторая. Крупное в наше время создают только коллективы. Одиночка в лучшем случае способен быть автором теории, основанной, естественно, на фактах, добытых всей мировой наукой. Но и в прошлом, как ни непривычна эта мысль, крупное тоже создавалось коллективами, только присваивалось одиночками.
