Карта страны фантазий - [20]
Карик и Валя, съежившись в сотни раз, проникли в мир насекомых. В сотни тысяч раз уменьшились дети из повести П. Гордашевского "Их было четверо". Эти могли путешествовать по зеленому растению, разглядывать каждую клетку изнутри. Примерно в миллион раз сжались Николка и Скальпель из упоминавшейся выше повести В. Гончарова. Они пробирались по кровеносным сосудам, сражались с бактериями и честными стражами крови — лейкоцитами. В миллион миллионов раз уменьшил свою героиню Н. Рубакин — известный популяризатор и книголюб. Там чудо уменьшения совершил сказочный Дедушка Время, чтобы показать девочке, как выглядят атомы вещества и "атомы эфира". Конечно, картинки эти, написанные еще в конце прошлого века, давно устарели.
Литературный прием уменьшения существует десятки лет и будет применяться еще не раз и в литературе и в кино, чтобы показать тайны малых существ: насекомых, простейших, бактерий, вирусов, а также строение кристаллов, атомов, ядер и т. д. Я бы предложил даже создать в научно-популярном кино этакого мультипликационного героя типа Мурзилки, способного уменьшаться в любой пропорции, и отправлял бы его в экскурсии для изучения миниатюрных объектов, живых и неживых.
И неживых тоже. Прием уменьшения годится и для того, чтобы показать устройство машин, аппаратов, приборов. В Детиздате выпускалась книга Л. Бермана, где мальчик-лилипутик путешествует внутри автомобильного мотора. Читая эту книгу в свое время, я усомнился, уместен ли тут прием уменьшения. Люди-крошечки хороши, чтобы рассматривать о непривычной точки зрения знакомое: стрекозу или зеленый лист. Когда же мне рассказывают о железных башнях и конусах, а потом открывают секрет, что это карбюратор или акселератор, о которых я ничего не знаю, не будучи автомобилистом, едва ли железная башня вносит ясность. Видимо, книга написана для очень уж специфического читателя — для ребенка, еще не потерявшего вкус к сказке и уже представляющего устройство машины. Но как раз в кино этот прием было бы легче применить, чем при словесном описании. На экране нетрудно перейти от одного масштаба к другому, показать мотор, как он выглядит для невооруженного глаза, а через мгновение — с увеличением в 144 раза, с точки зрения рисованного малыша.
Думаю, что предложенный тут на ходу рисованный лилипутик мог бы совершить немало поучительных путешествий — в часы, в телефон, в телевизор, в счетчик, в штепсель, в электрическую лампу, в радиокомбайн…
Занимательное фантастическое путешествие пригодно не только для микромира. Оно позволяет изобразить все недостижимое: недра Земли, дно океана, внутренность вулканов, дальний космос, а также и прошлое. Вы садитесь в машину времени и улетаете, скажем, на сто лет назад, во времена Некрасова и Чернышевского. Потом — на тысячу лет назад, видите становление Русского государства, разрешаете исторические загадки; летите на десять тысяч лет назад, наблюдаете зарождение цивилизации в речных долинах; на миллион лет назад, чтобы изучить происхождение человека от обезьяны, и на сто миллионов лет назад, чтобы поохотиться на динозавров.
Итак, микромир, недра, космос, жизнь, техника, прошлое — все подвластно емкой форме воображаемого путешествия.
Но, создавая фильмы с сюжетом такого рода, нужно помнить об одной трудности и неустанно объяснять ее критикам.
В форме фантастического путешествия вы изображаете подлинный мир. Подлинный! Все, что вы рассказываете о динозаврах, вирусах, предках и планетах, должно (тут уже должно, а не может) соответствовать данным современной науки. Излагая этот материал, вы обязаны подчиняться научным консультантам, а если уж спорить с ними, то на высоком научном уровне, вооружившись всеми фактами и расчетами.
Мир вы рисуете подлинный, но путешествие-то — воображаемое.
Если путешествия в недра или космос еще осуществимы, в принципе, а путешествие в микромир сомнительно — против него восстает закон перехода количества в качество, — то поездка в прошлое невозможна наверняка. Ведь в прошлом я могу встретить своего отца, нечаянно убить его и не родиться или убить самого себя в детстве. Путанице с временами, настоящим и прошлым, посвящено немало остроумных рассказов, самый наглядный — "Седьмое "путешествие Ийона Тихого" С. Лема, где космонавт, застрявший в петле времени, то и дело встречает самого себя: себя из четверга, себя из пятницы, толпы себя изо всех дней недели. Путешествие в прошлое — условная условность, так и надо его воспринимать.
Встречаются, однако, критики, и зрители тоже, которые никаких условностей не понимают, к каждому слову относятся как к непреложной истине, каждый кадр требуют подтвердить цитатами из учебника. "Нельзя, чтобы человек стал крошечным, — скажут они. — Это ненаучно".
Так говорилось при экранизации повести В. Брагина "В стране дремучих трав", тоже о человеке, который, проглотив специальные пилюли, стал крошечным и сорок лет провел в травяных джунглях, сражаясь с насекомыми. Работа над фильмом была прекращена, потому что герой Брагина "уменьшался ненаучным способом".
Как будто есть научный способ уменьшиться в двести раз! И как в главе о достоверности, возникает вопрос:
