Карта русского неба - [56]

Вспомнилось из Саши Черного: "Две курсистки корпели над "Саниным", и одна, худая как жердь, простонала, глядя затуманено: "Ах, этот Санин прекрасен как... смерть!" А другая, кубышка багровая, поправляя двойные очки, закричала: "Молчи, бестолковая! Эту книгу порвать бы в клочки!"

 

 

Мандела в красном углу

 

Отчий дом - не просто архетип. Это такое место на планете Земля, где есть матица, в которой торчит крюк, а на нем болталась зыбка, в которой тебе когда-то снился рай. Не путать с матрицей! Колыбель качается над бездной. А рай вовсе не снится, ибо колыбель - и есть рай, а другого не существует. Иван не так давно вынашивал идею повеситься на этом крюке. Но витальные силы покамест не позволили возобладать арцибашевским суицидальным идиотизмам. Иван искал зыбку на чердаке, но, видно, ее сперли ревностные собиратели старины, любящие пошмонать в полумертвых деревнях. Никто на самом деле не помнит, какие миры открываются в колыбели. В том-то и беда.

Отчий - значит, дом отца. Иван своего папку помнит смутно. Александр, говорят, имя несчастное, даже несмотря на то, что с древнегреческого оно тоже переводится "победитель". А, может быть, и потому что. Отец и взаправду был непутевый. Мать... ну, "путевой" ее не назовешь. Скорее - несчастной. Добрая русская женщина, в меру забитая и... в общем, баба как баба. Народ в Истомине не был особо верующим, но иконы в домах держали. Под ними и пили, ругались, и детей плодили. И помирали тоже под ними. Бог все видел.

Как мама болела за сына, взбирающегося в городе на неимоверные (по меркам Истомина) высоты! Да и ее на селе стали чтить, а то как же: родила профэссора. Иван было хотел вывести мать в город, да жена воспротивилась: две хозяйки в одной квартире по ее мнению - беда. А мама и не хотела, говорила, так помру. И умерла. Не в одиночестве, в райбольнице. 

Образа Иван вывез в город - чтоб ценители старины не сперли. Там, в квартире, фамильные иконы и остались. Теперь в красном углу только черно-белый портрет оскалившегося Зюганова, держащего в руках вместо скипетра и державы серп и молот. Хочешь жни - а хочешь куй. Иван помнит газетенку, из которой вырезан образ. Называлась: "НЕ ДАЙ БОГ!" Мама Зюганова уважала. И Бога, наверное - тоже. А отец уважал пойло. Бывает. 

Что отвратило Ивана от греха? Вероятно, встреча с Ритой. Они познакомились в пригороде, на берегу реки. Просто, прогуливались каждый сам по себе, как кошки. И столкнулись нос к носу. Крюк пытался выкрутить - не получилось. Теперь вот - любуется. Хвост и Крюк, две сущности. Смешно. Да и забавно посматривать: мэмэнто море, всегда есть "катапульта" на тот свет. Оно конечно, никакая наука достоверно не доказала существование такового. Но так же не доказано и обратное. Интрига, однако. 

И вот представьте себе: возвращаешься ты из райцентра домой, готовый упасть и забыться, а тут - на тебе - мужик. Сидит себе в красном углу и лыбится. Ты не ожидаешь гостей, откуда им в Истомине взяться-то? Тем более - незваным. А он тут как тут.

Дядька лет тридцати пяти, худой, с густой черною шевелюрой. Шевелящийся желвак, выбритый до синевы подбородок, вострый нос, глаза с краснотой, будто утомились от чтения. Нехороший человек, похож на коммивояжёра.

- Это частная собственность, если что. - С ходу рубанул Иван.

- Ах, да. - Развязано ответил незваный гость, и сразу в контратаку: - Но у тебя ведь незаперто.

- А приличия?

- С ними - беда, это точно. Но поверь: я ничего у тебя не украл. Можешь обыскать.

- Молодой человек, мы с вами на брудершафт не пили.

- И не ели - тоже. Знаешь, что, Хвост...

Иван почувствовал, что чуточку поплыл. Смутные подозрения обратились в явь:

- Мандела?

- Если ты меня так назвал - пусть будет. Мне все равно, это несущественно.

- Чертовщина.

- Хуже. Боговщина. Шутка. Хвост, не надо усложнять. А собаки твоей нет. Ушла.

Иван, бывало, запивал. До чертиков не доходило, но... уединение (Хвастов упорно не называл свое состояние одиночеством) способно рождать чудовищ. Здесь и обкуриваться не надо, тем паче Хвастов не курит - вообще ничего. 

- Не сон, не сон, - успокаивал гость, - просто ты ждал меня, я и пришел.

- И?

- Ну, переночевать дозволишь? Или ты не хрестьянин... А после будет, как ты выражаешься, "и". Странно даже, что ты меня не помнишь.

- А должен?

- Здесь, Хвост... или Иван Александрович, если тебе угодно, никто никому ничего не должен.

- "Хвост" меня не обижает. Это же не член.

- Давай без пошлостей.

- Отлично. Значит, Мандела... Чем же тебя кормить, Мандела?

- А вот здесь, кол-лега, вы угадали...

Гость вынул из-под лавки зеленую сумку с надписью "Адидас". Иван припомнил: у кого есть ададас, тому любая баба даст... Из недр сумки извлечена была разнообразная снедь. На упаковках красовался лейбл "Седьмого континента". На стол выставилась и батарея стеклянных бутылок. Снова шальная мыслишка: бойся всякую тварь, дары приносящую.

- Давай уж перекусим. И - за встречу, что ли. Ну, или за знакомство, если тебе угодно. Раньше ты предпочитал армянский коньяк. Вот...

Гость нежно обхватил в бутылку "Ноя". Вопрошающе приподнял.

- Вообще-то... - Иван не знал, какую выбрать модель поведения. Если все как по Гёте, это фатально. Но вероятен и розыгрыш.