Карта призраков - [61]
А теперь изложим логику холерного следственного комитета простым русским языком: «Холера процветает в плохо проветриваемых, перенаселенных районах с антисанитарными условиями и сильными запахами. Мы обследовали окрестности Брод-стрит и обнаружили, что это плохо проветриваемый, перенаселенный район с антисанитарными условиями и сильными запахами. Что вам еще нужно?»
Если бы на карте не стояли человеческие жизни, то доклад холерного следственного комитета читался бы практически комично: там в мучительных подробностях описывался избыточный, поистине грэдграйндовских масштабов анализ совершенно бессмысленных данных. Первые сто страниц больше похожи на метеорологический альманах с десятками таблиц, в которых описываются все атмосферные параметры, известные тогдашней науке. Вот список заголовков:
Атмосферное давление
Температура воздуха
Температура воды в Темзе
Влажность воздуха
Направление ветра
Сила ветра
Скорость потоков воздуха
Наэлектризованность
Озон
Дождь
Облака
Сравнение метеорологических условий Лондона, Вустера, Ливерпуля, Дунайно и Арброта Ветер
Озон [снова]
Распространение холеры в городских округах в 1853 году
Атмосферные явления в 1853 году
Атмосферные явления в связи с холерой в городских округах в 1854 году
Из этого списка становится сразу понятно, почему комитет не нашел причин верить теории доктора Сноу. Строго говоря, они вообще не проверяли его теорию. Возможно, если бы они потратили чуть больше времени, исследуя употребление воды на Брод-стрит, и чуть меньше – собирая данные о метеорологических условиях в Дунайно, то аргументы Сноу показались бы им более убедительными.
Комитет сделал лишь одну уступку теории Сноу: они вкратце упомянули случай с Сюзанной Или. Не сделать вывода, что именно вода с Брод-стрит стала причиной заражения, было просто невозможно. Но experimentum crucis, похоже, показался миазматистам из комитета недостаточно ключевым:
Вода, несомненно, была заражена органическим веществом; и мы уже утверждали, что если во время эпидемического вторжения в воздухе содержится некая субстанция, которая превращает гнилостные нечистоты в конкретный яд, то вода из этого района, в той пропорции, в которой содержит подобные нечистоты, будет, скорее всего, уязвима для подобного же превращения.
Это коварнейшие закольцованные рассуждения. Комитет начинает с утверждения, что холера передается через атмосферу. Обнаружив доказательства, противоречащие изначальному утверждению – очевидный случай заражения холерой через воду, – эти доказательства представляют как подтверждение исходной гипотезы: атмосфера, судя по всему, настолько ядовита, что даже начала заражать воду. Психологи называют подобные искаженные рассуждения «предвзятостью подтверждения»: человек интерпретирует любую новую информацию так, чтобы она согласовалась с его предубеждениями о мире. У комитета Бенджамина Холла предвзятость в отношении миазматической теории оказалась настолько сильной, что члены комитета оказались в буквальном смысле слепы к закономерностям, которые ясно видели Сноу и Уайтхед, – причем слепы сразу на двух фундаментальных уровнях. Холл был изначально предвзят и выстроил расследование таким образом, что у комитета не было даже возможности найти по-настоящему важные в этом случае данные. А когда несколько закономерностей все же просочились в доклад, комитет оказался настолько крепко увязшим в трясине общепринятой модели, что превратил experimentum crucis водной теории в еще одно свидетельство всемогущества миазмов.
В общем, теория миазмов не развалилась сразу после эпидемии на Брод-стрит, хотя ее дни уже были сочтены. Позже параллельные расследования Сноу и Уайтхеда стали считать поворотной точкой в борьбе с холерой. Но понадобилась еще одна эпидемия, случившаяся десять с лишним лет спустя, чтобы их гипотеза наконец стала общепринятой.
Холерные вибрионы устойчивы к низким температурам, до 4 месяцев могут жить во льду. Прекрасно сохраняются в организме устриц, креветок, ракообразных и рыб. В земле живут около 3 месяцев, а на продуктах 2–3 дня.
Неизвестно, знала ли Сара Льюис о том, что последние дни жизни ее дочери положили начало самой убийственной вспышке холеры в истории Лондона. Если да, то бремя наверняка стало для нее невыносимым, потому что эпидемия, которой она, сама того не желая, положила начало, в конце концов убила и ее мужа. Томас Льюис заболел в пятницу, 8 сентября, буквально через несколько часов после того, как с колонки на Брод-стрит сняли рычаг. Он сражался с болезнью намного дольше, чем большинство жертв, – одиннадцать дней. Молодой полисмен умер лишь 19 сентября, оставив бездетную вдову в одиночестве в разгромленном районе. Эпидемия началась в доме 40 по Брод-стрит, там же она и закончилась.
